Все ясно. Когда Шептун говорил, что хочет отправить на задание кого-то одного, он именно это и имел в виду. Я сидел в тишине, размышляя о Турции и всяких других вещах.

– Что-то не вижу энтузиазма, – заметил наконец президент, обеспокоенно глядя на мое лицо. – Что скажете?

Тут зазвонил телефон, и я подумал: учитывая масштаб обсуждаемых нами вопросов, наверняка стряслось что-нибудь серьезное. Возможно, Северная Корея начала атаку с применением ядерного оружия, чтобы удачно завершить и без того замечательный день.

Президент взял трубку и повернулся к нам спиной, желая создать себе немного личного пространства. Шептун занялся проверкой сообщений на мобильнике. Я выглянул в окно – не каждый день выпадает шанс полюбоваться видом из Овального кабинета, – но из него ничего не было видно.

Я размышлял о несбывшихся мечтах вернуться к нормальной жизни, о привлекательной женщине в бирюзовой блузке, чей номер телефона я никогда не узнаю. Думал о празднике Четвертого июля, о времени, проведенном на морском побережье, обо всем, что так быстро сгорает в огне прожитых лет. Но особенно навязчиво в голову лезли мысли о том, что мир спецслужб никогда не оставляет тебя: он всегда настороже и, затаившись в темноте, готов в любой момент забрать назад своих детей.

И тут мною внезапно овладело дурное предчувствие относительно того, что ждет меня впереди: я увидел нечто столь ясно, словно бы смотрел сквозь стекло. Я плыл на старой яхте с залатанными парусами, ветер быстро гнал ее по чужеземному морю, только звезды над головой служили ориентиром в темноте ночи. И ничего кругом, кроме тишины: громкой, кричащей. И я со стороны видел, что яхта и я сам становятся все меньше. Наблюдая за собственным исчезновением на фоне черной бескрайней воды, я испугался до смерти, до ощущения пустоты в глубине живота.

За все годы, когда я подвергался ужасным опасностям, я в первый раз испытывал такое отчаяние, да и видения никогда прежде меня не посещали. Не нужно быть обладателем докторской степени Гарварда по психологии, чтобы понять: это предчувствие смерти.

Потрясенный до глубины души, я услышал, как президент вешает трубку, и повернулся к нему.

– Дайте нам ответ, – сказал он. – Вы едете в Турцию?

– Когда надо отправляться? – спросил я.

Нет смысла спорить или жаловаться на судьбу. Мрачные у тебя предчувствия или нет, жизнь все равно найдет способ загнать человека в угол. Ты или выдерживаешь испытание, или нет.

– Утром, – ответил Шептун. – Вы будете там глубоко законспирированы. Только мы трое будем знать, кто вы и в чем заключается ваша миссия.