– Но эти двое близкие родственники, – продолжал Брэдли. – Вероятность того, что женщина – тетя мальчика, составляет девяносто девять целых и восемь десятых процента.

– Она его тетя? – переспросил я. Вроде бы появилась хоть какая-то зацепка. – А как насчет отца? Могут эксперты что-нибудь сказать на этот счет?

– Да. Отец мальчика – родной брат этой женщины. – Итак, Лейла Кумали воспитывает племянника, сына своего брата. Я ощутил растущее волнение от внезапно пришедшей в голову догадки, но ничего не сказал. – Это все, что известно на данный момент, – заключил Бен.

– Хорошо, – сказал я и дал отбой.

Я стоял на месте, пытаясь не обращать внимания на гвалт, доносившийся из ближайшего бара. Значит, у родного брата Лейлы Кумали есть маленький сын, и она его воспитывает как собственного ребенка, скрывая это от всех. И я вновь спросил себя: почему? Зачем нужна такая ложь? Что постыдного в том, чтобы заботиться о племяннике?

Я невольно вспомнил то утро, когда встретил Кумали в маленьком парке, злость, с которой женщина отреагировала на мое вторжение, и то, как поспешно она увела ребенка с игровой площадки. Я тогда еще подумал, что здесь кроется какая-то тайна: поведение Кумали нельзя было назвать нормальным, оно не поддавалось разумному объяснению.

А может, отец мальчика был не в ладах с законом, например участвовал в необъявленной войне? Человек, который все время находился в движении, разыскивался как воин джихада, член террористической группировки или еще хуже того?

Такой мужчина вполне мог отдать своего сына сестре на воспитание.

В таком случае Лейла Кумали, урожденная аль-Нассури, конечно, забеспокоилась, когда внезапно появился американец, ведущий расследование, и узнал о существовании мальчика.

А куда делась его мать? Возможно, погибла в результате бомбардировки или была застрелена: наберется не меньше дюжины стран, где мусульманские женщины умирают ежедневно.

Обнаружив скамейку, я сел и уставился в землю. Через некоторое время поднял глаза и ощутил, что настал переломный момент: я больше не верил, что Лейла аль-Нассури разговаривала по телефону с террористом. Она беседовала со своим братом.

Круг наконец замкнулся: я понял, чту связывало на самом деле арабского фанатика и скромную турецкую женщину-копа. Они вовсе не обсуждали механику ужасного заговора или смертоносные свойства вируса. Мы, исходя именно из этой предпосылки, подозревали Лейлу Кумали в терроризме, тогда как на самом деле все объяснялось простыми человеческими мотивами: они принадлежали к одной семье.

Возможно, женщина даже знала, что ее брат преступник, но я сильно сомневаюсь, что она имела хоть какое-нибудь представление о той грандиозной атаке, которую он готовил. Существует огромное количество арабских мужчин – исламских фундаменталистов, верящих в джихад: только в американском черном списке лиц, подозреваемых в терроризме, таких двадцать тысяч. За головы этих людей назначено вознаграждение, и, конечно, они озабочены тем, чтобы «Эшелон» или его филиалы не могли их вычислить. Не исключено, что Лейла считала своего брата одним из таких людей, заурядным фанатиком. Не было никаких свидетельств тому, что она знала: отец мальчика замышляет массовое убийство и находится на Гиндукуше.