– Это тебе за мою глотку, – прошипел он и жестом показал Подручному и Культуристу, чтобы те подняли меня с земли. Оба были вооружены автоматическими пистолетами «скорпион».
Я с трудом подавил волну тошноты, поднявшуюся от удара по ребрам; шатаясь, встал и взглянул на Кумали.
– Что происходит? – спросил я, с трудом разжимая зубы.
Я ловил ртом воздух, пытаясь справиться с ужасной болью, раздиравшей грудь и лицо. Притворство закончилось. Это вам уже не прогулка в парке.
«Сто семьдесят восемь».
– Вам не следовало пересекать границу Болгарии в машине, взятой напрокат, – сказала Кумали. – Это глупо: там установлены видеокамеры с функцией распознавания автомобильных номеров.
Женщина-коп даже не пыталась скрыть торжество. Еще бы: она переиграла высококлассного американского агента.
– Границу Болгарии? – переспросил я. – Но мне не приходилось бывать в этой дурацкой стране.
Она покачала головой, усмехнувшись:
– Станете утверждать, что никогда не бывали в Свиленграде? Ничего не слышали про Яркий Свет и детский приют в Болгарии? Нам прекрасно известно, что ваше настоящее имя – Майкл Джон Спитц, вы агент разведки, член спецгруппы ЦРУ.
Я сделал паузу, достаточную, чтобы создать впечатление, будто я ошеломлен, но пытаюсь скрыть это. И произнес:
– Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Всем известно, что я агент ФБР, который расследует в Бодруме…
Бум! Башмак со стальным наконечником вонзился мне под коленную чашечку, и я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы вынести острую боль. Если бы Культурист и Подручный не держали меня, я бы сложился вдвое.
– Не ври нам, мать твою… – сказал Патрос с улыбкой. Приятно видеть человека, которому доставляет удовольствие его работа.
«Сто тридцать два».
И тогда я увидел
Самый разыскиваемый в мире человек появился из бокового прохода, наконец-то выйдя на свет из тени.
Высокий и мускулистый, как я и представлял себе этого бывшего воина-моджахеда. Даже дешевый костюм западного фасона не мог скрыть, что он весь напряжен, словно сжатая пружина.
«Очень опасен», – неожиданно всплыло в моем истерзанном болью сознании.