Он швырнул полузадушенного лавочника под ноги толпе, и та попятилась в страхе. А бек безбоязненно повернулся к людям спиной, вытянулся и положил руку на эфес сабли, приветствуя уходящего в последний путь кровника.

А колеса повозки, копыта коней все так же стучали по каменным мостовым Шумлы. И трубачи поднимали горны и бросали в воздух короткие такты траурного военного марша. Василий горбился на козлах, а Замятнин сжимал челюсти и скрипел зубами, не видя уже никого, кроме синей спины провожатого, турецкого офицера, выделенного комендантом.

Гусары конвоя, чувствуя, что на них сейчас направлены тысячи глаз, прямили усиленно спины, зная, что обязаны с честью доставить своего генерала на один из холмов вражеской крепости.

Совсем молодой александриец, державшийся в первой шеренге за дрогами, неожиданно совершенно по-детски шмыгнул вдруг носом, и большая слеза выкатилась у него из глаза.

– Подбери сопли, гусар! – рявкнул вполголоса едущий рядом усатый вахмистр, не замечая, что у самого дрожит подбородок и прыгают стянутые «чешуей»[63] щеки…

Эпилог

Эпилог

Снег падал крупными хлопьями, ложился слоем на плечи и спину извозчика, совершенно уже залепив висевшую на правой лопатке жестяную бляху с выбитым номером. С Конногвардейской улицы санки свернули в переулок того же названия, и здесь ветер начал стегать лицо, словно колючим веником. Софья Александровна поправила платок и сдвинулась вправо, норовя укрыться за широким кучерским армяком. Но затем бодро шагавшая лошаденка взяла левей, на Таврическую, а там, повинуясь громкому чмоканию хозяина, вошла, даже почти вбежала в длинную кишку Сергиевской и остановилась у десятого от угла дома.

Патимат, поджидавшая в арке, выбежала навстречу, большими, почти мужскими рукавицами смела снег с боковин и помогла княгине спуститься вниз. Мадатова вынула руку из муфты, разобрала монетки и протянула извозчику четвертак. Подумала и добавила еще гривенник. Мужик принял монетки в рукавицу, обшитую кожей, и ссыпал в бездонный карман.

– Премного вами благодарен, ваше сиятельство. Как месяц минует, поедем еще князя Валериана Григорьича навестить. Пусть она, – кучер кивнул в сторону Патимат, – отыщет меня на бирже. А мы так завсегда с удовольствием.

Он снова чмокнул и весело потрусил прочь. Софья Александровна направилась было к подъезду, но Патимат ухватила ее за рукав.

– Приехал какой-то, спрашивал вас. Говорит, давно знает, еще с Карабаха. В дом пригласила, не захотел. Сказал, подождет лучше на улице.

На той стороне против следующего дома стояла карета, запряженная четверкой красивых и дорогих, видимо, лошадей. От экипажа легко шагал в глубоком снегу, спешил невысокий человек в генеральской тяжелой шинели. Он широко улыбался, снимая на ходу шляпу почему-то левой рукой, обнажил высокий лоб, продолженный к макушке залысинами, и совершенно седые виски.