– Тихон?

– Тот, что с раной на спине? Вроде бы да.

– Пойдем посмотрим. Я включу фонарик на малый. На ноги никому не наступи. Да, Олежек, ты ближе, у Володи Орлова чемоданчик с медициной возьми. Он его под голову вместо подушки приспособил.

Скворцов деликатно толкнул Орлова.

– Володя, чемодан отдай.

– Чего вы, позвонки, в ночи шастаете? – зевнув, спросил он. – Спали бы.

– Тихону плохо. Мы с Женей посмотрим.

– Ну-ну, – буркнул Орлов и перевернулся на другой бок.

У Тихона дела были плохи. Он стонал в бреду. Судя по его пылающему лбу и горячему, в поту, телу, температура была очень высокой.

– Я думаю, антибиотики и парацетамол сделаем, но рану смотреть надо, заново чистить и перевязывать. Открывай чемодан.

Лавриков быстро и аккуратно сделал два укола.

– Олег, накануне рану обрабатывал Орлов?

Скворцов кивнул.

– Ах, Володя! Ах!

– Может, это из-за ожогов? У него ж лицо в бинтах, может, там чего?

– Ты же сам вчера ему лицо обрабатывал. Там первая, от силы вторая степень. Олежек, даже если бы там четвертая была, надо сорок процентов кожи, чтобы травма была несовместимой с жизнью. У него же процентов семь и не четвертой степени. Ты вспомни, есть же общепринятый индекс оценки состояния человека: процент ожога плюс возраст. У Тихона он сорок пять. Ожоговые травмы считаются несовместимыми с жизнью при индексе свыше шестидесяти. Это рана воспаляется, обработали плохо. По новой чистить надо.

– Жень, мы же не врачи.

– Врачи не во всех бригадах есть. А мы, с нашим опытом и послужным списком, точно получим врача себе в последнюю очередь. Вспомни Косово!

– Может, ему еще перфторан сделать?

– Рано еще. Всего несколько часов прошло. Мы и так ему вчера…