Алина спокойно смотрела на врача, взгляд был упрямым.

– Я не верю в его болезнь. Я чувствую, нет – я знаю, что все у него будет хорошо. Вы понимаете? Я это знаю… Знаю! Правда! Я не сомневаюсь, что вы очень компетентны. К тому же, Тасманов вас очень ценит. Но я убеждена, что в случае с Хабаровым вы ошиблись. Он поправится. Он будет жить. Я нарожаю ему кучу детей! Мы будем воспитывать внуков. Оба умрем старенькими-старенькими. Я убеждена. Как вам?!

– Я видел много больных. При абсолютно одинаковом лечении одни выздоравливали, а другие… Я видел родственников больных. Одни их заранее оплакивали, а другие, наоборот, упрямо не верили в плохой исход, и свершалось чудо, болезнь уходила. Вы, как раз, из этих, других. Ваш друг обязательно поправится. Только вы не переставайте в него верить. Были случаи, когда неоперабельные раковые опухоли рассасывались за неделю. Это невозможно объяснить! Есть что-то, что за рамками физиологии!

– Вы удивительный человек, Сергей Юрьевич. Спасибо вам.

Он поцеловал ее руку.

– Вы очень красивая и очень сильная женщина, Алина Кимовна.

– Сильная? Какая ошибка…

Погода под вечер испортилась. Неподвижное отяжелевшее небо навалилось на землю. Все живое от этого притаилось, природа замерла в тоске, ожидая начала собирающегося с силами ненастья.

Часам к пяти вечера, когда стало уже совсем темно, завыл, заметался ветер. Вихреобразные порывы поднимали снежную пыль из свежевыпавшего и еще не успевшего спрессоваться снега. Они лихо закручивали ее белыми смерчевыми столбами, и, ослабев, швыряли в белый свет. Еще немного времени, и щедро повалил снег. Он добавил силы ветру, его порывы стали чаще и жестче. Ветер теперь выл, стонал, плясал дикими снежными вихрями, подминая под себя все живое. Эта ледяная карусель заполнила собою все пространство от земли до неба, и между ними не было больше ничего, кроме свирепеющего ветра и снега. Окончательно погасла луна, дрожавшая в небе бледным неясным пятном, в мире сделалась кромешная тьма, и началась пурга.

Хабаров сидел в полной темноте, в углу, на сбитой из кедровых досок кровати. Закрыв глаза, он слушал, как бился ветер, неистово и страшно завывая в трубе, как снежная поземка шелестела по крыше.

Странно устроен человек. Из пестрой вереницы близких и далеких событий иногда выхватывает то, о чем совсем не думал, что считалось давным-давно забытым.

Тогда тоже так же выл, бесился ветер. Он продувал плато насквозь, носился по покрытым снегом вершинам гор и возвращался назад, на равнину, чтобы попотчевать порцией ледяного холода вперемешку с колючим снегом.