Я довез, а девчата откачали, дай Бог им здоровья и чтобы их женихи дожили до Победы. Теперь у Мари 23 марта второй день рождения. Выяснилось, когда она пришла в себя, что по-русски или по-латышски моя «крестница» ни в зуб ногой. Немного лепечет на каком-то странном испорченном немецком. А в основном говорит по-французски. Ну, уж извините меня – на языке Мольера и Дюма я ни бельмеса. Нет чтобы девушка эта разговаривала бы по-русски, по-английски, по-немецки, по-турецки или на фарси. Немецкий же ее оказался на поверку фламандским, а сама Мари бельгийкой, еще в октябре была арестована в Бельгии за антинацистскую пропаганду.

Сосед-нацист, поклонник Леона Дегреля, написал на нее донос в гестапо. Дескать, Гитлера ругает и о победе русских мечтает. Ее не расстреляли, как поступали с антифашистами у нас, на территории СССР. Нацисты в Европе тогда еще не особенно лютовали. Мари отправили на принудительные работы в рейхскомиссариат «Остланд» На свое несчастье, она угодила в качестве дармовой рабсилы на хутор одному из «хозяев» – так здесь называют кулаков.

Историю жизни Мари на хуторе неподалеку от Риги мы выслушивали уже на ломаном немецком, в присутствии замотанного и задерганного донельзя сержанта госбезопасности с чисто русской фамилией Иванов. Там, на этом хуторе, Мари, оказывается, из подневольных батраков была не одна. Кулак был не просто кулак, а вроде бы фольксдойче, вернувшийся с немцами в Латвию, откуда его еще в 1920-х изгнали латыши.

Потому Ганс – так звали хозяина – так и лютовал. Кроме Мари на хуторе на положении рабов были еще советские военнопленные и несколько русских женщин, работавших до войны в советских учреждениях Риги. Когда наши части захватили Ригу, Мари, которая была послана хозяевами в лес за хворостом, сбежала. А что стало с остальными ее товарищами, она точно сказать не может.

Тут я и предложил сержанту госбезопасности Иванову взять с десяток моих людей и в этой теплой компании съездить вместе с ним на хутор, чтобы разобраться с этим самым Гансом на месте. Предложение, разумеется, с благодарностью было принято. Ну, не было тогда у НКВД «пятьсот миллионов кровавых палачей» как в свое время втирал народу демократический брехун с характерной фамилией Солженицын.

У Иванова в подчинении был только личный наган одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года выпуска да пара собственных ног в качестве транспорта. Слишком мало их еще было на освобожденной территории, и слишком много им предстояло сделать.

Когда НКВД была нужна вооруженная сила, то сотрудники обращались в военную комендатуру или напрямую в части. Но тут я, собственно, сам и вызвался, тем более что мне это сам Бог велел. Осназ – он и в Африке осназ.