– Ну что ж, товарищ гвардии капитан, съездим, – хриплым простуженным голосом сказал мне сержант, посмотрев на меня красными от недосыпа глазами, – заодно я и гляну лично, что там творится на этих хуторах.

А увидев новенький трофейный немецкий БТР и моих славных «охотников за скальпами» увешанных оружием, как новогодние елки игрушками, сержант госбезопасности только присвистнул от удивления. Парни у меня серьезные, половина – спецура из XXI века, другая половина прошла всю войну в разведке от 22 июня в дельте Дуная. Одесса, Севастополь, Евпаторийский десант – и дальше уже с нами… И обе этих половины уже обменялись опытом, и друг за друга порвут кого хошь, как тузик грелку. Вот в такой теплой компании я и сержант ГБ и поехали на тот самый хутор.

Вообще, буржуазная Латвия между восемнадцатым и сороковым годом была страной, где вся власть принадлежала таким вот «хозяевам» Латышский кулак был опорой режима Ульманиса. Он же двумя руками поддержал немецкую оккупацию, совершая зверства, в которых сами немцы предпочитали не участвовать.

Короче, мы опоздали. Тела четырех красноармейцев в истрепанных донельзя гимнастерках и двух женщин средних лет со связанными за спиной руками были обнаружены в небрежно засыпанной яме на скотном дворе. Уж чего-чего, а искать такие вещи мы умеем. Все они были убиты ударом тяжелого предмета по затылку.

Схватившегося было за двустволку старшего хозяйского сынка мы пристрелили на месте. Почти не глядя. На короткой дистанции последний писк армейской моды – девятимиллиметровый ППШ с пистолетной рукоятью и ручкой под цевьем – машинка удобная и убойная. А реакция у моих ребят всяко получше, чем у кулацкого сынка, который ранее стрелял только по воронам да по безоружным пленным.

Все же мы не на пикник ехали, и были готовы ко всему. Мелькнул в окне неясный силуэт с чем-то похожим на оружие в руках, легким движением взлетел ствол автомата, раздался звук рвущегося брезента – тр-р-р-р, – брызнуло во все стороны стекло, и одним потенциальным «лесным братом» стало меньше. Ну, что поделать, злые мы, и память у нас крепкая. А у кого нет памяти о будущем, тому ее заменяет пролетарское чутье и фронтовая закалка. Да и нет между нами разницы, мы – это они, а они – это мы. Фронтовое братство.

После того как были найдены трупы убитых рабов Ганса, мои ребята просто озверели. Сержант Иванов только головою крутил. Хозяев и работников из местных положили мордой в жидкую грязь, перемешанную с навозом. Всех без разбора. Туда же бросили нафаршированную свинцом тушку старшего сынка. Перевернули дом и сараи вверх ногами, вывернув все наизнанку. Нашли и золото в мешочке – выдранные зубы, кольца и сережки, пачки советских рублей и немецких рейхсмарок, серебряный портсигар и две пары часов. Сержант составил соответствующий акт и опись. Пока в доме и во дворе шел обыск, я связался с замполитом Брежневым и попросил выслать транспорт за конфискуемой скотиной. Хозяевам она теперь без надобности. Свиньи, бычки, коровы – все это по акту отправили в санбат. Нашим раненым и интернированным иностранным гражданам, среди которых были и дети, свежее мясо и молоко не повредят. Прислали машину и за арестованными. Сержант Иванов увез их в Ригу на улицу Валдемар, где лично устроит им персональный ад, беседуя с ними по душам. Потом трибунал, и адью, аллюр три креста в центр мирового равновесия. Мы же, выполнив задачу, с чувством исполненного долга вернулись на нашу базу в Усть-Двинскую крепость.