– Ложись!

Лео бросился на пол, Иван упал с ним рядом, Яспер так и стоял в своей черной маске.

– Черт побери, ложись! Яспер…

Дальше он не расслышал, слова утонули в грохоте трех выстрелов, произведенных из белой тучи. Он успел подумать, что на фоне белизны кровь Яспера кажется краснее, чем он думал, когда она брызнула на него.

В ту же секунду глаза защипало, веки судорожно захлопали и слезы хлынули ручьем – канальцы и слизистые мембраны перестали функционировать.

– Бросайте оружие!

Приглушенные голоса из-под противогазов над головой, в гуще газовой лавины:

– На пол! Лицом вниз! И бросайте оружие!

Лео ослеп. Язык горел, грудная клетка словно вот-вот лопнет, его вырвало, из самого нутра. Кто-то повалил его, закричал, прижал к полу. Кто-то еще связал ему ноги, несколько раз пнул в бок. Еще кто-то схватил за руки. Он не мог дышать, не мог думать, но рука, державшая его, казалась знакомой, большой, со знакомыми мозолями.

Отец все говорил, говорил, нарочно все затягивая, выбивая его из колеи, не оставив ему времени выбежать наружу.

И вдруг все, что не могло случиться, стало реальностью. Он даже мысли об аресте никогда не допускал.

Но теперь арест состоялся.

93

93

Утро сочельника. Или рассветные сумерки. Или глубокая ночь. Джон Бронкс понятия не имел, который час.

Знал, что на улице темно и весь город еще спит. А сам он, инспектор уголовной полиции, сидел один в своем кабинете, открыв дверь в безмолвный коридор, глядя на заклеенную скотчем картонную коробку. И чувствовал себя не так, как следовало бы. Хотя четырнадцатимесячное расследование – версии, разочарования, розыски, безнадежность, злость, а иной раз и ненависть – пришло к концу. Хотя Старший Брат сидел теперь всего в нескольких сотнях метров отсюда, в КПЗ в другой части полицейского управления, а Солдата отправили в интенсивную терапию Каролинской больницы. Хотя Младший Брат и Водитель обнаружены на съемной квартире в центре Гётеборга, полиция уже там и спецназ готов войти внутрь. И хотя двое из них никогда раньше не фигурировали в расследовании – пожилой мужчина, отправленный в местную упсальскую тюрьму, и женщина в женском отделении крунубергского КПЗ, этажом ниже Старшего Брата.

Хотя теперь он знал, что речь шла о семье.

Три брата. Друг детства. Подружка. И отец.

Целая семья.

Ему бы следовало отпраздновать успех, смеяться, ликовать. Но он не мог. Четырнадцать месяцев – и ничего такого.