«Интересно, — подумал Мюллер, — как ты заюлишь, когда я выложу тебе на стол материалы на людей Шелленберга? Я бы на твоем месте дал Вальтеру пинком под зад, старик…»
Гиммлер решил прекратить разговор:
— Даю сутки на поиски двойника. Если же кто-то найдет его раньше вас и, не приведи господи, воспользуется им, пеняйте на себя.
Мюллер тяжело вскинул руку в нацистском приветствии:
— Есть, мой рейхсфюрер.
* * *
Отто Скорцени окинул цепким всевидящим взором свой полк, построенный на плацу казармы. Уставшие грязные лица смотрели на него с преданностью, граничащей с обожествлением. Скорцени любил именно этот миг. Миг подтверждения выполненного задания. Так же было, когда они освободили Муссолини. Тогда, в тот памятный день, именно на плацу до него впервые дошло, что все осталось позади. Приказ выполнен. Солдаты не подвели своего командира.
Сентиментальность была противна штурмбаннфюреру, но в эти секунды он едва сдерживал желание подойти к бойцам вплотную, обнять их за крепкие мускулистые плечи и заорать во все горло любимую песню, гимн парашютистов.
Нет. Петь они будут после. В пивной. А сейчас…
— Солдаты! — голос Скорцени пронесся над головами бойцов, отразившись эхом от стен. — Вы сегодня выполнили приказ и наказали виновных в ранении нашего фюрера. Сегодня наш бог, наш фюрер, первый солдат рейха вернулся в Берлин, несмотря на то что вчера получил тяжелое ранение. Мы все будем молиться, да, именно молиться за его выздоровление. И преследовать тех, кто покушался на его жизнь. Я понимаю: вы уже целые сутки на ногах. Но вы солдаты, а солдатам рейха неведома усталость. Сегодня мы выходим патрулировать город. Помогать нашим братьям из гестапо и СС арестовывать изменников Германии. Да, именно помогать и арестовывать! Командирам рот составить списки патрулей. Утвердить их в штабе полка. Сейчас — обед и недолгий отдых. На патрулирование выйти через час. Разойтись!
Скорцени отошел к краю плаца, присел на стоявшую в тени зелени скамью, закурил.
— Рядовой Курков по вашему приказанию прибыл.
Скорцени поднял глаза. Красные от усталости и бессонницы.
— В вашей армии так обращаются к начальству?
— Так точно, господин штурмбаннфюрер.
— Почему вы сегодня об этом вспомнили?
— Не знаю, господин штурмбаннфюрер. Меня не покидает ощущение, что скоро мы с вами расстанемся.
— Вас это расстраивает?
— Нет. Но вы профессионал, и мне понравилось работать с вами.
Скорцени глубоко затянулся сигаретным дымом: