— Близкий друг полковника Штауффенберга. — Шеф гестапо отбросил снимок. — Полагаю, один из его ближайших помощников.

— С полковником я знаком. Отрицать не стану.

Мюллер рассмеялся:

— Кто ж станет отрицать знакомство с покойником? А вот кого из живых вы могли бы назвать?

— Из живых? — Тротт сделал вид, будто напрягает память. — К примеру, Артура Небе. Вашего помощника и, если не ошибаюсь, давнего знакомого.

— Удар мимо цели. — Мюллер взял новую сигару. — Если дружбу с Небе вы хотите вменить мне как соучастие, не получится. Хотя бы потому, что роль Артура в заговоре еще следует доказать. А вот ваше участие практически доказано.

— Кем?

— Не кем, а чем. Вот этим списком. — Мюллер потряс перед лицом Тротта листами Бормана. — Вот оно, доказательство вашей вины. Но меня интересует другое. Ваши контакты с американской разведкой.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Сейчас поймете. — Мюллер придвинулся ближе. Так близко, что от выхлопов из его легких арестованному стало нечем дышать. — Припоминайте. В октябре 1938 года вы с дипломатической миссией находились в Штатах, в Вашингтоне. Там вы попытались наладить контакт с немецкими эмигрантами. Отрицать нет смысла: у нас имеются фотографии ваших встреч и письма. Ваши письма. Знаю, немецкие янки вам не поверили. Тогда вы, с аналогичным предложением, вышли на немецкую эмихрацию в Лондоне. Но и там потерпели неудачу.

— Даже если и так, то что вы хотите мне инкриминировать? Измену? А если, напротив, я хотел завербовать их, переманить на нашу сторону? Потому и не получился диалог.

— Допускаю. И, что самое смешное, подобная мысль тоже приходила мне в голову.

Допрос был прерван телефонным звонком.

— Мюллер слушает.

— Говорит пост номер два. Объект «Газетчик» вернулся к себе домой.

— Чем занимается?

— Ничем. Лежит.

— К нему кто-нибудь приходил?

— Нет.

— Продолжайте наблюдение.