— Кто пассажиры самолета, сообщается?
— Никак нет, но они просят не открывать огонь. Судя по всему, мирные переговоры.
— Так бы их… — Монтгомери выругался. Тейлор с удивлением посмотрел на командующего: таким он его видел впервые. — Наша авиация летать не может, а немцы, значит, спокойно пересекают линию фронта. План полета известен?
— Да, их пилот сам сообщил. Вот, — Тейлор развернул карту, — через двадцать минут они будут пролетать над нашей второй ударной батареей.
Монтгомери снова присел на лежак, закрыл глаза. Тейлор терпеливо ждал распоряжений.
А генерал вспоминал разрушенный немецким авианалетом Лондон. Как он хоронил куски тела своей племяницы, двенадцатилетней рыженькой Мими. Всё, что смогли найти после бомбежки… Как потом посещал в психиатрической лечебнице ее мать, свою сестру, которая до сих пор не может написать ни слова: руки постоянно дрожат, как листья под осенним ветром. Вспомнил, как провожал сына Джорджа на санитарном судне «Сестра Милрой». Тот корабль, несмотря на красные кресты, нарисованные на палубе и бортах, был расстрелян и потоплен фашисткой подводной лодкой. Спасся один лишь кок. Он и рассказал, как немецкие подводники поливали из автоматов свинцовым дождем тонущих людей. Так был убит его сын…
— Что говорят янки?
— Дают зеленый свет.
— Отлично. — Монтгомери, оперевшись о стол, тяжело поднялся, надел фуражку, взял в левую руку стек. — Приказываю второй батарее сбить самолет противника. Если появятся парашютисты, расстрелять в воздухе.
— Но, сэр, — Тейлор с восхищением глядел на командующего, — американцы могут возмутиться.
— Пусть возмущаются. О начале переговоров нам ничего не известно. Если кто-то хочет играть за нашими спинами, то мы им такой возможности не дадим. Выполняйте приказ.
* * *
Гиммлер ехал на виллу Вальтера Шелленберга. Еще час назад он сомневался в необходимости встречи со стариком Канарисом, но получасовая беседа с Герингом отмела все сомнения.
…Рейхсмаршал авиации и преемник фюрера в одном лице встретил его в своем берлинском дворце на Лейцпцигерплац. Прислуга не предупредила Гиммлера о том, что в данный момент Геринг приходит в себя после бурно проведенной ночи, поэтому он был несколько удивлен внешним видом хозяина виллы.
Приехав домой, рейхсмаршал первым делом принял ванну, а после нее — небольшую дозу морфина, к которому пристрастился в Первую мировую войну во время лечения в военном госпитале, куда угодил по ранению. Затем прилег вздремнуть на полчаса.
Приезд Гиммлера не стал для него неожиданностью: Борман сразу, как только представился удобный случай, сообщил ему о возможном визите рейхсфюрера.