Сергей внимательно присматривался к нумерации зданий. Где-то здесь, в этом районе, находился переулок Фюрстенвальде с домом № 17. Тот самый дом, в котором проживал журналист Штольц. Курков усмехнулся: как странно складываются события. С момента встречи с беглецом Бургдорфом еще и суток не прошло, а возможность помочь ему уже представилась.

— Чему улыбаешься, русский? — Ранке покрутил головой в разные стороны. — Тебя радует картина разрушенного Берлина?

— Нет. Просто вспомнил старый анекдот.

— Расскажи.

— Не имеет смысла. Вы его не поймете. Он про советского еврея.

— Евреи национальности не имеют. — Ранке достал фляжку с водой, сделал маленький глоток. — Они везде одинаковые. А потому нет ни советских, ни немецких евреев.

— Вы не любите евреев?

— А за что мне их любить?

Курков посторонился, пропуская женщину с детской коляской.

— Разрешите поставить вопрос иначе. Вы ненавидите евреев?

— А за что мне их ненавидеть? Лично мне они ничего не сделали. Ни хорошего, ни плохого.

— За такие слова могут упечь в концлагерь, — обронил Курков.

— А разве я их тебе говорил? — спокойно отреагировал Ранке. Он посмотрел вслед женщине, потом взглянул на небо и крикнул: — Фрау, советую вам поскорее найти бомбоубежище!

Женщина оглянулась:

— Спасибо, герр офицер.

Курков тоже поднял голову:

— Почему вы решили, что скоро начнется налет?

— Предчувствие. И поверь, Иван, оно никогда еще меня не подводило. — Ранке обратился к другим солдатам: — Не расходиться. Гельмут, где ближайший «бункер»?

Рядовой Гельмут Конрат развернул карту Берлина.

— Здесь. — Тонкий палец указал в неприметную точку на схеме города. — В двух кварталах отсюда, на перекрестке Инвалиденштрассе и Фюрстенвальде.