Шелленберг, аккуратно поддернув брюки, присел в кресло напротив:

— Честно говоря, общаться с вами мне было бы приятнее в вашем кабинете.

— Мне тоже. Но ничего, привыкну и к новой обстановке. Вы хотели пообщаться со мной по поводу кабинета?

— Конечно, нет. — Шелленберг старался подбирать слова как можно точнее. — Вы во время ареста серьезно подумали, что я работаю на Мюллера?

— А разве не так?

— Мы с ним ненавидим друг друга. И вам это прекрасно известно.

— Иногда ненависть переходит в другие чувства.

— Только не в нашем с Мюллером случае, — глава внешней разведки вымученно рассмеялся. — Мы — конкуренты. А потому ненависть — главный двигатель наших взаимоотношений.

— Значит, вы пришли поговорить о ненависти?

— Опять не угадали. Я пришел заключить с вами перемирие. Перед нами стоит общая задача, и от того, как мы ее выполним, будет зависеть будущее. И ваше, и мое. — Шелленберг говорил медленно, слегка растягивая слова, как бы обдумывая их.

— Откровенность за откровенность. — Канарис не смотрел на собеседника. — Мне неприятно с вами работать. И вы должны знать об этом. А говорю затем, чтобы в наших отношениях не было недомолвок. Но также понимаю, что иного пути у меня нет. А как быть дальше, решайте сами.

Бригадефюрер усмехнулся, провел ухоженной мягкой ладонью по тщательно выбритому подбородку:

— Благодарю за откровенность. Послушайте, адмирал, как вы смотрите на то, чтобы покинуть этот дом и отобедать в каком-нибудь ресторане? Думаю, вы наверняка соскучились по хорошей немецкой кухне. — С последней фразой Шелленберг пододвинул к адмиралу карандаш с листком бумаги, на котором перед тем вывел крупными буквами: «Напишите, в какой?».

Адмирал, не скрывая ядовитой усмешки, начертал снизу ответ: «“Эксельсиор”, И не в ресторане, а в номере».

Шелленберг утвердительно кивнул:

— Что ж, господин адмирал, давайте покатаемся по Берлину. Заодно полюбуетесь, во что его превратили союзники.

* * *

Господин группенфюрер, — оповестил Гюнтер, приоткрыв дверь, — последняя информация по Берлину.