Боги покровительствовали сегодня то ли Шацу, то ли уголовникам, но пути их не пересеклись.

«Нас утро встречает прохладой…».

Небо, высвеченное ночными звездами, не обмануло. Заморозок был. Не сильный, но чувствительный, заставляющий ускорять шаг для согревания.

Генрих шел быстрым шагом, почти бежал. Пока то да сё, протокол опроса, бумажная фигня. Комсомольский секретарь с его взносами. Время до обеда пролетело птицей. А теперь следовало поторопиться. Нельзя заставлять ждать девушку.

Людмила ждала парня на условленном месте. Черные волнистые волосы прикрывались стареньким платочком. Светло-серое приталенное пальто подчеркивало талию, вызывая совсем не милицейские мысли.

«А что очень даже симпатичная…» — к лицу старшины прилил жар от воспоминаний о вчерашних случайных и не совсем прикосновениях.

— Привет! Давно ждешь?

— Привет! Я почему-то боялась, что ты не придешь. Как тебе идет форма…

Обменявшись ещё несколькими комплиментами, они двинулись к цели своей встречи.

Попавшаяся по дороге чайная была очень кстати. Молодые люди смогли погреться и просмотреть имеющиеся у девушки бумаги…

В тридцатом году учитель истории Ицхак Пинсон получил кредит и построил маленький домик… Убывая в ссылку Керен, мама Людмилы, постаралась сохранить все документы, надеясь на возвращение.

И вот теперь документы были, но живущие в их доме, где сохранилась даже мебель, не хотели даже разговаривать. Ссылаясь на то, что дом получен по всем правилам от властей, как пустующий.

Оставив новую знакомую в тепле чайной, милиционер пошел по соседним с нужным домом участкам, якобы проверяя наличие непрописанных.

Практически все были люди новые. Приехавшие либо во время оккупации, либо после освобождения.

Подтверждая право владения, ему четырежды показывали какие-то бумаги то ли «крайс», то ли ещё какой «командатур».

Раздражение Генриха скачком перерастало в темный холодный гнев. Он уже знал за собой это состояние.

«Твари! Твари! Твари!» — билось в голове с частотой пульса. «На нас, евреев, вешают всю гадость и зло этого мира, обвиняют в жадности и сквалыжности! А сами, чистенькие и благородные, пользуясь моментом, прихватывают нажитое честным тяжелым трудом! Твари!!!»

… В доме, принадлежавшем Пинсонам, жила мать с двумя детьми: мальчиками лет восьми и десяти.

Распоряжение «командатур» его даже не удивило.

— Где ваш муж, на которого выписан документ? — от «добрых» людей он уже знал где, но уж очень ему хотелось услышать, увидеть «невинность». Хозяйка, узнав девушку, изливала неприкрытую ненависть.