Ты меня хорошо понял?

— Так точно товарищ майор!

Трубка, брошенная в злости, свалилась с рычагов и разразилась серией недовольных: «ту-ту-ту»…

Начальник оперативного отдела несколько секунд постоял, опершись на стол кулаками, гася вспышку раздражения.

«Вот где только набрали таких идиотов? Для них любой попавший в область интересов «органов» — враг. Свидетель, очевидец — из всех выбить, выжать, принудить… Враги, кругом враги. А где же друзья, союзники, помощники? Для кого мы работаем? Для самих себя что ли? Идиот!»

Что бы сбросить негодование на подчиненного, Павел начал ходить по кабинету.

Он делал небольшой шаг, выставляя ногу на пятку и незначительно приседая на другую. Медленно переносил на выставленную ногу центр тяжести. И снова на пятку.

Таким образом, Плаксин решал две задачи: хоть как-то «поддерживал форму» и освобождал голову от эмоций.

Пятнадцать шагов до крашеной в синий цвет двери. Пятнадцать шагов до стоящего в противоположном углу высокого двухэтажного сейфа. Сейф примерно на четверть перекрывал окно с решеткой. В закуточке на подоконнике, прикрытые газетой, скрывались пара стаканов в подстаканниках, маленькая сахарница. Пайковый хлеб был завернут в чистое полотенце. Там же нашлось место для зеркальца, золлингеновской трофейной бритвы и кусочка мыла.

Плаксин втайне гордился своим «шикарным» кабинетом. Паркетный пол, натертый мастикой, зеленая с орнаментом ковровая дорожка. На большом диване, обтянутом коричневой кожей, он мог поспать, укрывшись шинелью. После всех недосыпов Великой войны, ночевок на земле, на нарах блиндажей, на голых полах чудом уцелевших домов — сон в комнате с центральным отоплением казался, чуть ли не волшебством, заслуженной наградой.

Карта с обстановкой, прикрытая занавеской, портрет товарища Сталина, большой крытый сукном письменный стол — привычный рабочий антураж.

Павел Панкратович сделал установленную для себя норму «не менее пяти» проходов — дверь-сейф. Выкинул из головы чрезмерное рвение подчиненного и подойдя к окну, открыл форточку и закурил.

Холодный воздух с улицы ворвался в кабинет вместе с городским шумом: гудками машин, разноголосым людским говором, шорохом ветвей…

— Р-р-аз, р-р-аз! Р-р-аз, два, три! — перекрывал всех голосистый сверхсрочник, ведущий куда-то взвод новобранцев.

Бумкнул упавший где-то тяжёлый груз и на полгорода раздался истошный вопль:

— Падла! …! … убью …!

Ритмичные стуки стройки заглушили отчаянный мат.

Город жил мирной жизнью. Город строился и убирал развалины. А здесь, в этом здании война продолжалась. Здесь были убитые и раненные, велись наступления и атаки. Противник контратаковал — и порой имел успех. Как в «деле Пинсон». Теперь по Б. пойдут шепотки о том, что бандиты за «своих» мстят. И мстят смертельно. Обычная бытовая склока приобрела совсем не нужную политическую окраску. И теперь придется думать, что противопоставить врагу.