«Проклятый вонючий крестьянский самогон нагоняет тоску и грусть…

Душа просит обыкновенной «Выборовой». «Шнапсы» и «бимберы» поперек горла стоят… Бедная и клятая Польша, в которой прошла молодость, остается недосягаемо прекрасной картинкой. Раскрашенной и фальшивой как ярмарочная фотография. Всё о чем тогда мечталось или не сбылось, или извратилось.

Да, теперь он офицер не польской, а национальной Беларуской Армии. Только армии подпольной и гонимой, армии, которая мечтает не о защите Радзимы. Она ждет большой мировой войны, чтобы при помощи чужих войск создать свою «Дзяржаву»…»

… — Этот выблядак[59] допек уже до печенок. Мы когда его выбирали, что думали? Молодой, из порядочной семьи. При немцах работал в имении помощником счетовода. Власть в «сотрудничестве с оккупантами» его не обвинит. Грамотный, бумаги ведает. Будет веску защищать от городских властей. А что получилось?

— Кому ты врешь? Не о защите вески вы думали, когда его выбирали! — Внутреннее недовольство лесного командира прорвало сарказмом и цинизмом. — Собрались вы тогда на хуторе Язепа всемером и рассудили: молодой, холостой. Из родни только мать. Если бандиты местную советскую власть за кадык возьмут и к стенке поставят — никого не осиротит! Ещё и очередность составили! Сказать кто там у вас следующий «из порядочной семьи никого не осиротит»?

За столом повисло смущенная тишина нарушенная хохотом лесных повстанцев.

Для разрядки неловкой ситуации хозяин поднял граненую стопку и предложил:

— За независимую Беларусь! Смерть кровавому палачу Сталину!

И вновь нескончаемые крестьянские разговоры:

— Зачем хлеб возим на пункт? Там же зерно кучами лежит! Пьяные приемщики так и норовят при взвешивании обмануть. Только зачем? Не понять. Никто не сортирует, не сушит. Так и лежат бурты под открытым небом. А если дождь? Зерно же или сгниет, или сгорит.

— Ну ты и умник! Уже возит ён! Как нормальные люди делают? Новый обмолот сразу на муку. Муку в продажу на рынок или кирмаш. Цены сейчас подходящие.

— Так фининспектор, каб ён сдох, цепляется точно течная сука до кобеля.

— Надо в Польшу уезжать. Говорят, крестьяне у них живут не то что у нас.

— Или в Америку на заработки! Гы-гы-гы! — подначивает боец из леса.

— А что и в Америку можно! Вон Петро Макарчык из Кучков до войны каждый год на заработки по осени туда ездил.

— Посадили?

— Петро? Да ты что! У него американский паспорт. Сталин Америку боится. Не тронут! Макарчык небось опять в поездку собирается.

— Вот бы всем так. Посадил, убрал и на заработки за океан… Рабочим платят, небось, не как на советском заводе.