… Через три дня после начала войны Главком маршал Рыдз-Смиглы бросил Варшаву.
… Через две недели немецкие войска достигли столицы Польши.
… Через тридцать два дня прекратили огонь последние очаги сопротивления.
Героические наследники гусар — самые боеспособные польские части — уланы не опорочили славы предков: шесть раз с пиками и шашками бросались в последней яростной атаке на немецкие танки…
… Это для Вилли такой танк — «дерьмо». Полк, где служил Валович под Слонимом, «панцеры» раскатали за сутки.
* * *
Дороги России… Беларуси, Украины… Да какая разница в географических названиях? Второй послевоенный год. Не хватает всего и везде. Ах да, полно гуталина и чернил. И всем не до дорог.
Две глубоких колеи вырытых вначале буксующими машинами, потом чуть не буксующими танками. Выровненных тысячами и миллионами солдатских сапог месящих глину ли, суглинок и песок с одинаковым.
«Твою мать, когда же привал?». И снова тихий тележный скрип, лошадка неспешно тянущая привычный селянский скарб: сено, мешки зерна, картошка, снопы льна…
К месту группа вышла часа за полтора до планируемого. Здесь, между двенадцатым и одиннадцатым километрами, дорога плавно уходила вправо. За кюветом вырытым пленными и отбывающими трудовую повинность крестьянами, росли невысокие кусты и молодые деревца.
Перед поворотом колею покрывала лужа неизвестной глубины. До уходящей на заброшенную смолокурню широкой тропы метров двести. Хорошее место для планируемой засады…
…«Засада — заблаговременное и тщательно замаскированное расположение воинского подразделения на наиболее вероятных путях движения противника в целях его разгрома внезапным ударом, захвата пленных и уничтожения боевой техники» — в унтер-офицерской школе учили на совесть. Десяток лет прошел, а смотри-ка до сих пор помнится».
«И это «засада»? Курвячий род, до чего ты лейтенант докатился… Вшестером на одну сельскую гниду…».
— Игнатович с Барским в лес. Притащите какую-нибудь валежину. Положите у обочины. Потом кинете поперек дороги. Нам только лошадь остановить. Не рубите ничего! Без шума обойдемся.
— Штойер! Пятьдесят метров назад. Страхуешь.
— Дудар и Злобыч на ту сторону.
— Никому не стрелять! И помните: крыса загнанная в угол опасней волка. Этот урод вооружен. Со страха может начать стрелять. Смотрите чтобы кого-нибудь случайно не ранил!
… Страх. Липкий всепоглощающий. Кажется всё нормально и вдруг пронизывающая от макушки до пяток волна. Сердце стучит как бешеное. Лицо горит жаром. Рука, держащая пистолет становится мокрой, и её приходится вытирать об штаны. И снова неторопливая поступь казенной лошади. Тишина и мысли. Мысли о подстерегающих его бандитах.