Боб сидел и ждал; наконец из рации послышался голос ирландца.

— Сукин сын, ты убил моих товарищей! — крикнул Энто.

Связь была громкой и отчетливой. Какое-то время Гроган ругался, бушевал и кипел. Когда он остановился перевести дыхание, Боб произнес:

— Ты опустил ту часть, где твои дружки планировали меня убить. Мы стреляли только в тех, кто собирался выстрелить в нас. Это ты, сержант-знаменщик, расставил своих дружков по местам, так что их смерть лежит на тебе, а не на мне.

— Сволочь! — бросил Гроган.

— Но Энто по-прежнему хочет получить пленку. Энто обязан ее получить.

Гроган помолчал и спросил:

— Ты не отослал ее со своим приятелем?

— Нет, — соврал Свэггер. — Потому что Боб по-прежнему жаждет денег. Боб в них очень нуждается.

— Продажная твоя душа, — пробормотал Энто. — Когда все флаги спущены, все речи произнесены, а все воины отправлены в дома для умалишенных, единственное, что остается, — это деньги.

— В точку, — отозвался Свэггер.

— Ха, — усмехнулся Гроган, довольный своей тирадой.

— Где ты? — поинтересовался Боб.

— Я по-прежнему на месте кровавого побоища. Должен был подобающим образом похоронить своих ребят. Неужели ты думаешь, что я мог оставить их шакалам?

Боб знал, что ирландец оставил своих друзей шакалам.

— А ты сейчас где? — осведомился Гроган. — Я принесу тебе деньги, как только удостоверюсь, что второй стрелок не прячется поблизости.

— Если ты не в курсе, то он давно уехал.

— Я видел в бинокль, как он поднимался на гребень. Пленка не у него, точно?

— Точно. Это мой старый друг. Он сделал свое дело. Я опасался, что ты его подстрелишь, и поскорее выпроводил. Я хотел, чтобы все было так, как должно: только ты и я.

— Честно и открыто, — заметил Энто.