— Значит, и хамим еще.

— Ага, — простодушно усмехнулся фээскашник. — Точно, хамим.

— А ну, давай вылезай.

— Зачем это? — Брови Проскурина поползли вверх. — Если уж, командир, задерживаешь, то хоть объясни, за что.

— Сейчас я тебе объясню, — многообещающе буркнул тот. — Вылезай. — Он ругнулся матом и передвинул автомат на грудь. — Давай, а то сейчас шиздану очередью, скажу, что ты, сука, за пушкой полез. Понял? Давай выбирайся. И руки на крышу.

— Да брось, командир. Шутишь, что ли?

— Я тебе пошучу сейчас. Вылезай, сказал. — Сержант сдвинул предохранитель и передернул затвор. — И быстро.

— Ну, как скажешь, как скажешь, командир. — Проскурин улыбнулся, открыл дверцу и выбрался из машины. Повернувшись к сержанту спиной, он уперся руками в крышу. — Ты в кармане внутреннем посмотри, — добавил с усмешечкой, ехидно так, словно призывал поучаствовать в веселом розыгрыше.

Постовой быстро ощупал Проскурина, вытащил табельный пистолет и довольно гыкнул:

— Ага, значит, еще и огнестрельное оружие возим?

— Да, возим, — согласился, вздохнув, Проскурин. — Я ж тебе говорю, ты во внутреннем кармане посмотри.

— А что у тебя там? — Похоже, настроение у сержанта начало подниматься. Он представил себе, как отходит этого наглого типа дубинкой по рыжей морде, а потом объяснит, что, мол, при задержании водитель «пятерки» оказал сопротивление и даже попытался схватиться за пушку. Или пускай гонит «штучку». «Зелененьких», «гринов», баксов. Меньше чем за «штучку» не откупится. — Так, скажи второму, пусть тоже выбирается из машины и руки на крышу.

— Не может он, сержант, — серьезно ответил фээскашник. — Ранен он.

— Да ну? — Жадные ладони продолжали исследовать одежду Проскурина. Вот гаишник нашел нож, осмотрел, швырнул на капот. — Холодное оружие носим? Не зря в газетах пишут, что развелось вас, гнид, — рыкнул он, полагая, видимо, что перед ним или один из частных охранников, или, если больше повезет, обычный «бык», значит, сейчас договариваться будет. — Ну че ты? — Ствол автомата ткнулся Проскурину в спину. — Давай, попробуй дернись.

— Да ладно, командир, утихни. — Проскурин поглядел через плечо.

— Я те щас утихну, тварь. Я те утихну. Тачка-то в розыске небось?

— He-а, тачка чистая, — усмехнулся фээскашник. — Да ты глухой, что ли? Я же тебе сказал: во внутреннем кармане пиджака.

— Повернись-ка, — скомандовал гаишник, не переставая тыкать Проскурина автоматным стволом в спину, — Попробуй только руками шевельнуть, я тебя махом здесь положу.

— Ага, — кивнул Проскурин, Поворачиваясь и улыбаясь. — Положишь ты, ложила, много вас таких ложилыциков.