– Да, – кивнула Машка. – Это правда.

– Вот, – продолжил Цент. – Так почему ты позволяешь этому шовинисту поднимать на тебя руку?

– Но что же мне делать? – растерялась Машка.

– Борись! Заставь себя уважать.

– Как?

– Уважают только силу. Объясни этому Владику, что он был неправ.

Машка ничего не ответила, но на ее лице отразилась железная решимость. Кулаки сжались, в глазах возник зловещий блеск. Затем она снялась с места и быстро пошла в сторону закусочной, в которой минуту назад скрылся Владик. Цента так и подмывало броситься следом, чтобы все видеть своими глазами, но сдержался, боясь спугнуть голубков.

Прошло секунд пять после того, как Машка вошла в закусочную, как оттуда понеслись крики и звуки яростной борьбы. Вначале удивленный, тон Владика вскоре стал испуганным, а затем и болезненным. Вот раздался его крик:

– Маша, что ты делаешь? Не надо, Маша! Нет!

Что-то загремело, Владик страшно закричал. Потом послышался злой голос Машки – та что-то буровила про богатый внутренний мир и тонкую душевную организацию, сообщала, что она женщина, а не кто-то еще, и при этом через слово ругала мужиков грязными животными. Тут, похоже, Владик решил восстать, и громко заявил, что он самец. Прозвучало это недостаточно убедительно, и в харчевне вновь что-то загрохотало. Через две секунды самец истошно закричал и стал звать на помощь.

Когда Цент рискнул заглянуть в закусочную, то застал там полнейший разгром. Машка стояла посреди помещения с палкой в руке, тяжело дышала и люто озиралась по сторонам. Под одним из столиков прятался заплаканный Владик, и держался рукой за голову.

– Ты била Владика по голове? – строго спросил у Машки Цент.

– Да! – дерзко, с вызовом, ответила та.

– Это непедагогично, во-первых, а во-вторых, если хочешь бить Владика, то вставай в очередь. За мной будешь. Я первым занимал. А ты, очкарик, выползай из-под стола.

Тут Цент глянул на прилавок, увидел кушанья, и потерял интерес ко всему.

Весь день посвятили отдыху. Цент отъедался и отпивался, Машка и Владик сидели в разных углах и дулись друг на друга. Потом Машке показалось, что дуться голодной неинтересно, и она попыталась завладеть кусочком колбасы. И завладела бы, бессовестная, кабы Цент не углядел. Но бог не попустил, и вопиющая попытка покушения на святыню была решительным образом пресечена. Цент с такой яростью бросился спасать колбасу, что едва прилавок не опрокинул. Владик испуганно заскулил в своем углу, Машка, успевшая частично погрузить колбасу в рот, едва не осталась без зубов. Цент вырвал лакомство из рук богохульницы, а на саму наорал как страдающий       комплексом неполноценности начальник на подчиненного.