Много лиц и судеб врезалось в мою память, много слёз видел я и не раз был оглушён диким смехом отчаяния. Неоднократно у меня самого сердце обливалось кровью, стонала душа, и горькие слёзы бессилия наворачивались на мои глаза, душили меня…

Обернулась жизнь передо мною, словно страшный бред и снежный вихрь тревожных слов, и горячий дождь слёз, и непрестанный крик отчаяния, и мучительная судорога земли, стонущей недоступным разуму и сердцу стремлением, — всё это волновало меня и содрогало.

Стонет моя душа, изъеденная червями горя и страха, злобы и отчаяния, жадности и бесстыдства, рассыпается жизнь в прах, разрушаются, гниют люди, разъединённые друг с другом и съедаемые одиночеством…

Чувствую, исстыдился я стонами и скорбью земли, и блёкнет дерзость духа моего, становлюсь угрюм, молчалив, и растёт во мне озлобление на всё и на всех. Временами меня охватывает тёмное уныние, по неделям живу как сонный или слепой: ничего не хочется. Нужно встать на путь, освящённый на жизнь, и с горечью удивления чувствую, как загораются в груди моей разные огни. Тоскливо мне и непонятно радостно, боюсь обмана и смущённо чего-то жду…

Надо жить разумом и видеть истинную цель! Подняться ввысь и своими глазами осмотреть путь своей жизни! От горящей в мозгу мысли о крутом подъёме колотится моё сердце, стучит молотом в висках и кружится голова…

Если писатель хочет показать на самом деле жизнь, как она есть, то он должен убедить самого себя, заставить именно себя волноваться, нервничать, сопереживать и так далее. Пусть материализованная им мысль, тем более изображённая жизнь на бумаге, входит внутрь Читателя помимо воли, как воздух, который постоянно движется и который мы то вбираем в себя жадными глотками, то выдыхаем обратно, но при этом зачастую просто не обращаем внимания на то, что дышим именно воздухом.

Вот тогда писателю поверят, до конца поверят в описанную им жизнь. А вот какова она — это уже другой вопрос. Вызовет ли она на борьбу, повлечёт ли она к себе или оттолкнёт от себя — это зависит уже только от талантливости самого писателя…

Май, 1987 год.

Надеюсь, вы не думаете, что я забыл, кто был главным зачинщиком издевательств надо мною со стороны администрации колонии? Не забыл и искал достойную возможность отомстить полковнику Степанцову, отобравшему у меня костыль, когда я не мог без него передвигаться…

Недаром в народе существуют такие поговорки: «Как аукнется, так и откликнется!» и «Не плюй в колодец: ещё пригодится водицы напиться!», но мне более нравится эта: «Закон бумеранга НИКТО не отменял!»