— Может, доктора вызвать? — попытался всё-таки настоять на своём прапорщик.

— Тебе что, больше всех надо? Сказано, в ШИЗО — значит, в ШИЗО! Там его уже ждёт «доктор»! — Капитан недобро прищурил свои бесцветные глазки.

— Понял… — Прапорщик повернулся к завхозу и кивнул на меня: — Пошли!

Перед входом в ШИЗО прапорщик обхватил меня за плечи, а завхозу со шнырём приказал возвращаться в отряд. Капитан не обманул, меня действительно ждал, но не доктор, а, как я и догадывался, сам Канарис.

— Куда его? — спросил прапорщик.

— В четвёртую! — приказал полковник.

— Но там же… — попытался что-то напомнить прапорщик, но полковник перебил его.

— Я сказал, в чет-вёр-тую! — тихим голосом проговорил по складам Канарис. — Что непонятного?

— Всё понятно, — пожал плечами прапорщик и помог мне дойти до четвёртой камеры, открыл её и впустил внутрь…

Мужчина

Слезящимися глазами я с трудом рассмотрел, что в камере сидят четверо. Они недобро уставились на меня. Самому старшему было немногим более двадцати пяти лет. Показалось, что я видел его тусующимся среди блатных. Даже погоняло вспомнил: Васька-Свё-кла. Эти знания чуть не испортили мне всю оставшуюся жизнь. Но, видимо, и в этот раз мой ангел-хранитель не дремал.

Едва дверь за мною закрылась, Васька-Свёкла резко поднялся на ноги и ощерился змеиной усмешкой, сверкнув желтой фиксой:

— Ба-ба-ба, к нам, девки, новую «мамочку» закинули! Иди ко мне, я тебя поласкаю!

В первое своё посещение ШИЗО я тоже находился под температурой и, как вы помните, пробыл там недолго, а потому и не успел узнать, что в четвёртую камеру сажали педерастов, то есть, как говорят в местах заключения, это была «петушиная хата» или «хата опущенных»!..

Представляете, что могло произойти, если бы никто из них на меня не среагировал и они оставили бы меня в покое? Не зная, что это за камера, да ещё и увидев Ваську-Свёклу, я был бы уверен, что «хата» — «нормальная», и спокойно бы заснул. А проснулся бы уже «офоршмаченным» (то есть замаранным] и сразу оказался бы в стойле «петухов».

Да, таковы неписаные тюремные законы: провёл ночь с «петухами», значит, и сам «петух». И никого не интересует, прикасался кто-либо к тебе или нет. Откуда мне было знать, что Васька-Свёкла проиграл столько «капусты», что простить долг не захотели, но и трахать не стали, просто провели членом по его губам, и он перешёл в «стойло» к «девкам», получив кличку, созвучную своей старой, — Фёкла.

Температура моя явно зашкаливала за сорок, кружилась голова, ноги подкашивались, но призыв от Васьки-Свёклы мгновенно заставил организм включить все внутренние резервы. В голове пулей пронеслось: их четверо, а я один. Если бы не моя хворь, то ещё можно было попытаться помахаться с ними, но сейчас эти четверо молодых «петухов»…