И хотя интеллект Феррари оставался таким же острым и проницательным, каким был всегда, его тело начало выказывать явные признаки старения. Помимо скрипа в ногах у него появилась и другая проблема: он начал терять вес, и его некогда пухлые щеки теперь становились все более впалыми, из-за чего массивный римский нос стал выделяться на его лице еще сильнее. Глаза, все глубже утопавшие в черепе, по-прежнему ярко блестели, резко контрастируя с курганом густых зачесанных назад волос цвета слоновой кости, но в этих глазах теперь виднелась усталость, какая была неведома им еще в начале десятилетия. Теперь он был национальной иконой, исполинских размеров проконсулом в древнем, как мир, сумбуре итальянской культуры, национальным сокровищем, чьи автомобили превратились в крупный шоу-бизнес, захвативший пять континентов. Его власть и влияние в спорте были огромными, и в международных советах и комиссиях без его согласия не принималось ни одно решение, касавшееся правил или долгосрочной политики развития. Решение Scuderia Ferrari бойкотировать Гран-при могло обвалить продажи билетов на событие на 50 %.
Коллекционирование его автомобилей превращалось в квазирелигию. Главной иллюстрацией этого был француз Пьер Бардино, чьи владения величиной в 375 акров в Обюссоне, что в двухстах километрах к югу от Парижа, были превращены в настоящую святыню Ferrari: там располагались трехкилометровый гоночный трек, музей, ставший домом для бесценной коллекции автомобилей Ferrari, и мастерская по ремонту и восстановлению машин, в которой трудились эксперты-механики. Другие тоже будут превращать почитание его автомобилей в буквальном смысле в фетиш, хотя конкретно Бардино пользовался уникальной привилегией — завод оказал ему честь приобрести несколько своих редких моделей для коллекции. Но несмотря на эту дань уважения, Энцо Феррари никогда не проявлял ни малейшего интереса к посещению музея Бардино или даже к тому, чтобы начать собирать собственную официальную коллекцию автомобилей, вплоть до последних нескольких лет до своей смерти. Даже в 80-летнем возрасте славные успехи прошлого были для него лишь фундаментом, на котором можно было бы возвести мечты о будущем. В 1978 году эти мечты бесспорно держались на громадном мастерстве кипучего энтузиаста Жиля Вильнёва. Если какой-то человек из живущих и напоминал собой реинкарнацию Тацио Нуволари, то им был этот бывший гонщик на снегоходах из Квебека. Феррари мгновенно понравился этот молодой человек. Он был простолюдином, одним из немногих пилотов Формулы-1, добившихся успеха благодаря чистому таланту, без поддержки богатой семьи. Он был открытым и неприхотливым, жаждущим действа, всегда готовым пилотировать любую машину на пределе контроля и не знавшим нерешительности. Казалось, что его конституция просто противоречит тому, чтобы пилотировать машину как-то иначе, кроме как на полной скорости, однако при всем этом он был бескорыстным командным игроком, готовым подчинить свою дикую, необузданную скорость интересам команды, чтобы, например, гарантировать своему партнеру высокий финиш — так он поступит не один раз. Конечно, он уйму раз разбивал машину в авариях, особенно по ходу своего первого сезона. Его чрезмерная страсть и энтузиазм уничтожили несколько дорогостоящих машин и временами приводили Феррари в такую ярость, что он даже ненадолго задумывался о том, чтобы избавиться от канадца. Но его энергичность, его преданность и главным образом его ослепительно быстрая езда сохраняли ему место в команде. Бесспорно, Жилю Вильнёву была уготована судьба стать последним великим фаворитом Энцо Феррари: в личном пантеоне бессмертных пилотов «Коммендаторе» помимо Вильнёва были такие люди, как Нуволари, Ги Молль, Питер Коллинз, Стирлинг Мосс и другие.