Какое-то время Феррари оставался в одиночестве в своем громадном доме на площади Гарибальди. Он планировал признать Пьеро, его супругу Флориану и их дочь Антонеллу, а заодно и Лину Ларди в процессе узаконивания, но пройдет несколько лет, прежде чем такая процедура станет уместна. Пока же он проводил свое время в уединении, нарушали которое лишь тихие ужины с друзьями, деловые встречи и суета вокруг гоночного предприятия. Энцо Феррари отказывался терять связь с реальностью. Он и его новый водитель Дино Тальядзукки (в настоящее время работающий привратником на испытательном полигоне во Фьорано) часто проводили выходные в Визербе, где поддерживали постоянную связь с гоночной командой по телефону.
Новый тим-менеджер (
«ФЕРРАРИ ПРОСТО СИДЕЛ, ТИХО И НЕДВИЖНО, И НИКОГДА НЕ РЕАГИРОВАЛ НИ НА ПОРАЖЕНИЯ, НИ НА ПОБЕДЫ», — ГОВОРИЛ ОН.
«ФЕРРАРИ ПРОСТО СИДЕЛ, ТИХО И НЕДВИЖНО, И НИКОГДА НЕ РЕАГИРОВАЛ НИ НА ПОРАЖЕНИЯ, НИ НА ПОБЕДЫ», — ГОВОРИЛ ОН.
«ФЕРРАРИ ПРОСТО СИДЕЛ, ТИХО И НЕДВИЖНО, И НИКОГДА НЕ РЕАГИРОВАЛ НИ НА ПОРАЖЕНИЯ, НИ НА ПОБЕДЫ», — ГОВОРИЛ ОН.Его восприятие гонок оставалось неизменным; сама по себе гонка была для него по сути бессмысленным событием. Для него стимулом были планирование и подготовка, создание машин, организация человеческих существ, которые будут составлять команду, и бесконечное перетягивание каната с прессой, промоутерами и спонсорами. Для Энцо Феррари гонка заканчивалась, как только заводились моторы его болидов, как только они улетали прочь со стартовой решетки. С того момента и далее они были целиком в руках гонщиков, и ему не оставалось ничего другого, кроме как откинуться в кресле — и делал это он либо в дорого отделанном бывшем фермерском домике, примыкавшем к тестовому полигону Фьорано (он использовался специально для развлечения важных гостей и проведения конференций компании), либо в пляжном убежище в Визербе — и просто наблюдать за развитием гонки. С момента старта он становился бессильным, и это было главнейшей причиной, по которой он всегда отказывался посещать гонки.