Лео открывает рот… и ничего не произносит.
Я теряю весь запал ярости, когда адвокат ложится и обнимает меня сзади, берет за руку. Снова пытаюсь вырваться… но не получается. Лео сжимает мою ладонь, водит носом по шее, вдыхает запах. Я тоже чувствую его парфюм. Лес. Горький шоколад…
Он подносит сплетение наших пальцев к губам и целует тыльную сторону моей ладони, выдыхая:
– Прости. Я на эмоциях. Прости, родная.
И вновь целует каждый палец.
– Булыжник больше эмоций выражает, чем ты, – бормочу едва слышно.
– Привычка. Если другие люди будут знать, что ты чувствуешь, то ударят с такой силой, что подняться уже не сможешь. Я привык носить маски, Эми. Безмолвие и невозмутимость – лучшая защита. А иногда и оружие.
На тумбочке вибрирует телефон. Лео касается горячими губами моего виска и шепчет на ухо:
– Сейчас вернусь. Не вздумай вставать.
Дверь за адвокатом закрывается с мягким хлопком, и в комнате остается лишь тишина.
Я зарываюсь носом в подушку.
Невыносимая боль пульсирует глубоко в груди: мучительная, агонизирующая, и она не физическая, нет. Заживо сгорает моя душа. Лео переломал ее, раскрошил, превратил в развалины, она страдает от осознания, что тянется к человеку, который очерняет ее своей тьмой, а она так хотела быть светлой…
Не могу отрешиться от воспоминаний. Удар. Ледяная река. Кровь на ладонях Габриэля, когда он кинулся тормошить своего водителя…
Я презирала Лео за защиту убийц. Потом узнала, что он сам маньяк – и даже это меня не остановило. Я так в него влюбилась, что проще было подавить мысли о его преступлениях, словно это мои фантазии. Я прикинулась слепой пустоголовой идиоткой, убежала от реальности. И сделала это мастерски!
А зачем? Надеялась, что Лео изменится? Или что никакой он не монстр?
Я так долго падала на дно, что уже не вижу разницы между полетом и падением. Кажется, что наша любовь дает смысл, крылья, а на самом деле скоро я разобьюсь на миллион осколков, перестану быть собой, да и вообще… человеком.
Видимо, сегодня час расплаты. Лео едва не убил меня саму. Высшие силы здорово щелкнули меня по носу, ничего не скажешь.
– Это Жанна Гитлин, – голос Лео выдергивает из мыслей. – Она врач.
Шакал стоит над кроватью. Рядом с ним рыжая девушка, которая вмиг садится на одеяло и склоняется надо мной, заглядывает в глаза, водит пальцами перед лицом.
Еще одна еврейка.