Светлый фон

— Не надо свет включать, — шепнула женщина, — Гена не любит.

Подойдя к кровати, Зинаида Сергеевна тронула легонько сына за плечо и тихо произнесла:

— Геночка, ты не спишь? К тебе гость.

Человек медленно повернулся на другой бок, посмотрел ничего не выражающим взглядом на гостя и обыденным голосом произнёс:

— А-а, Р-ромка. Пр-ришёл. Ну как, поступил в военное уч-чилище?

Криницын растерялся. Глаза его привыкли к слабому свету, он мог разглядеть старого друга. От былого Генки остались только глаза и голос. Худоба бледного лица и выглядывающих из-под одеяла кистей рук делали его похожим на узника концлагеря из документального кино. Роман ожидал перемен в облике друга, которого не видел много лет, но не таких. Даже его крепкие нервы дрогнули под натиском нахлынувших эмоций. Он впервые в жизни не знал, как себя вести. Из задумчивости его вывел слегка нервный голос Геннадия:

— Так п-поступил? Или п-провалился?

— Поступил, — вздрогнув, ответил Роман.

— Тогда з-здорово, п-проходи. Мама, дай Ромке стул.

Криницын подошёл к кровати, пожал вяло протянутую руку, ощутив холод тонких слабых пальцев. Не выпуская руку друга, он сел на придвинутый женщиной стул и, слегка наклонившись вперёд, тихо спросил:

— А ты как, Генка?

— А я вот видишь, как? — голос Геннадия сохранил детскость, был жалобным и немного распевным. — Б-болею.

Роман слегка пришёл в себя от пережитого шока. Стараясь быть спокойным и естественным, он произнёс:

— Похудел-то ты как. Наверное, питаешься плохо? Это ты зря. Надо хорошо питаться.

— А з-зачем?

— Ну, как это зачем? Чтобы набраться сил и не огорчать маму.

— А смысл? На учёбе — к-крест, да и на жизни т-тоже. А маме т-тяжело уже т-таскать меня. Я п-помру, она п-поплачет, а потом хоть немного п-поживёт для себя. Сколько м-можно ей возиться с инвалидом.

Зинаида Сергеевна всплеснула руками и запричитала:

— Господи, да что ты такое говоришь! Как же я буду жить без тебя, сынок? Зачем ты мучаешь меня такими словами? И вот так он каждый день! — обратилась она к Роману. — Уже месяц мне говорит одно и то же: помру, помру. Каково матери такое слышать?

Криницын повернулся к женщине и ласково попросил: