1. Ревность. Лежать в объятьях Морфея — образное выражение, означающее «спать»; Морфей (греч. миф.) — сын бога сна Гипноса и нередко с ним отождествляется.

3. «Катится по небу Феб в своей золотой колеснице...». Феб (греч. миф.) — одно из имен бога солнца Аполлона.

5. «Сын Леонида был скуп, и кратеры хранил он ревниво...». Звено. 1924. 29 сент., в очерке Г. Иванова «Китайские тени». Сын Леонида — М. Л. Лозинский (см. примеч. «Пешеход»), в квартире которого в 1911–1914 гг. проходили редакционные собрания «Гиперборея» и заседания Цеха поэтов. Комизм ст-ния основывается на противоречии — щедрость и дружелюбие Лозинского были общеизвестны. Опальному поэту он помогал материально и в 1937–1938 гг.

6. «Сын Леонида был скуп, и, когда он с гостем прощался...». Встречи, с. 174. В записи ст-ний 4 и 5–6, датированной 17 февр. 1914 г. (АЛ), являлось продолжением ст-ния 5, при этом ст. 1 читался: /Если же гость от него уходил, сердитый, в «Собаку»/.

7. «— Смертный, откуда идешь? — Я был в гостях у Шилейки...». Звено. 1924. 29 сент., в очерке Г. Иванова «Китайские тени». Шилейка — Владимир Казимирович Шилейко (1891–1930) — филолог-востоковед, поэт и переводчик; в это время — студент университета, входил в Цех поэтов. Диалог между «небожителем» и «смертным» имеет источником ст-ние Шилейко:

...на Четвертой Рождественской. На 4-й Рождественской ул. Шилейко стал жить после женитьбы на С. А. Краевской летом 1913 г. (Шилейко В. К. Последняя любовь / Сост. А. и Т. Шилейко. М.: «Вагриус», 2003. С. 303–304).

9. «Тесно обнявшись, чета дивилась огромной звездою...». Соч., где приведено по записи 1920-х гг. из альб. М. Шкапской (РГАЛИ), здесь с пометой /Ю. Юркуну/. Юркун (наст. фамилия Юркунас) Юрий (1895–1938, расстрелян) — прозаик; художник. Жил в Петербурге с 1913 г.; входил в круг поэта М. А. Кузмина и был его интимным другом.

«Барон Эмиль хватает нож...». Искусство Ленинграда. 1989. № 2, в тексте «Воспоминаний» В. С. Срезневской, где рассказывается о портрете М. (работы А. М. Зельмановой), который поэт принес домой для того, чтобы сделать с него фотокопию (сообщено Е. Э. Мандельштамом; фотокопия сохранилась в семейном архиве). Отец поэта (в ст-нии — Эмиль), которому портрет не понравился, пригрозил «разрезать эту мазню на куски» (с. 56). Датируется по времени создания портрета.

«Дабы волос усилить мощь...». С.-Петербургские ведомости. 2001. 13 янв., в тексте воспоминаний С. Г. Вышеславцевой (1890–1975) — искусствоведа и переводчика. Об обстоятельствах создания ст-ния вспоминала: «Еще в дореволюционные годы мы встречались с ним в одном небольшом пансионате в Куоккала зимой или ранней весной, на каникулах. Все гости этого милого пансионата, преимущественно молодежь, увлекались лыжами, совершали большие прогулки в лес, на речку и по окрестностям. Осипа Эмильевича же я помню скорее не скользящим (или летящим) на лыжах, а мерно, не спеша, шагающим в уединении по хорошо утоптанным тропкам и дорогам, погруженным в раздумья, созерцающим красоты зимней природы... Не скажу, чтобы он был не общительным, но разговаривать с ним не всякому хотелось и умелось, ибо самый характер его мышления и все словесные выражения мыслей были нешаблонными, с неожиданными поворотами и ассоциациями; за ним было трудно следить и подавать реплики. Иногда, за общим столом, Мандельштам вставал и в свойственной ему несколько высокопарной манере произносил очередную импровизацию на местные темы, чаще всего шутливого содержания, но облеченную в оригинальную поэтическую форму. Память мне случайно сохранила одну из таких импровизаций, нацеленную на мою соседку по комнате и заставившую ее, бедную, краснеть перед всем нашим обществом... <следует текст ст-ния>. Осип Эмильевич был в те годы студентом Петроградского университета, занимался с увлечением романскими языками и литературами».