Сенная площадь и ее окрестности в 1860-х годах

В литературе, посвященной местам действия романа, не ставится под сомнение топографическая конкретность и достоверность Достоевского: «Одной из характернейших черт городских пейзажей „Преступления и наказания“ является их чрезвычайная топографическая точность» (В. Холшевников). Писатель «высмотрел, проделал весь путь Раскольникова… отсчитал шаги и ступени… на месте разыграл для себя… сцены с точностью полицейского протокола, он действовал как следователь» (Д. Гранин)[1272].

«Петербург, Старая Русса, Павловск, – писал Лихачев, – это те „сценические площадки“, на которые выносит Достоевский события своих произведений. Подлинность сцены поддерживает ощущение подлинности действия»[1273].

Убеждая читателя в достоверности происходящего, писатель называет район действия романа, насыщает его микротопонимами, а также подробно описывает быт, характерный для Петербурга, особенно для района Сенной площади, середины 1860‐х годов[1274].

Действительно, роман изобилует бытовыми и топографическими реалиями, цифровыми указаниями, но они по-разному участвуют в организации пространства в романе.

I

Пространство Петербурга в романе организуется основной оппозицией: срединный (внутренний) – Сенная площадь и ее окрестности, где разыгрываются ключевые события текста, и периферийный (внешний) – Острова.

Это противопоставление определяет степень участия топографии, с одной стороны, быта и математической выверенности – с другой, в организации пространства романа.

На середину в тексте романа приходится минимальное количество топонимов, достаточных лишь для узнавания района действия романа (Сенная площадь, Екатерининский канал – чаще «канава», Садовая улица, Юсупов сад; остальные микротопонимы зашифрованы), обилие бытовых подробностей (описание домов, горожан, уличных сцен и т. д.) и почти все цифровые указания и подсчеты (расстояний, этажей, ступеней, времени).

Организацию пространства середины и периферии можно проследить в основном на маршрутах Раскольникова и Свидригайлова, во время передвижения которых возникает образ Петербурга[1275].

Владимир Топоров отмечает исключительно подробное описание пути Раскольникова внутри дома – от каморки до ворот; этот отрезок пути воспроизводится многократно и он предельно стандартизован[1276].

Маршруты Раскольникова на улицах, в серединном пространстве, также стандартизованы. Как правило, он передвигается в состоянии задумчивости, беспамятства, забытья: «Но скоро он впал как бы в глубокую задумчивость… в какое-то забытье, и пошел, уже не замечая окружающего» (VI, 6); «…Путь же взял он… через В-й проспект… по обыкновению своему, шел, не замечая дороги» (VI, 35) и т. д. Отсутствие фиксации пути часто мотивируется этим психологическим состоянием героя.