– Не хочу мешать, – смутился Роберт, – нам бы как-то поговорить, ты знаешь, о чем… точнее о ком… Давай, я тогда, может, попозже зайду?

– Вадик – свой человек, почти как доктор Айболит, – я пододвинула табуретку для Роберта, – садись, давай. Молоко будешь? Деревенское. Могу кофе сварить. Еще есть творог. Тоже деревенский. Курицу не предлагаю – она сырая. Больше ничего нету – только из села вернулась.

– Молоко тогда давай, – со вздохом согласился Роберт, – кофе ты как одной рукой варить будешь?

Мы принялись обсуждать, как забрать Римму Марковну, когда Владик вмешался:

– Да не вопрос старуху забрать, – сообщил он, стаскивая раскуроченную гипсовую ерундовину с моей руки. – Пишешь заявление, что будешь ее сама дома досматривать, и все. Если она не буйная или не заразная – то тебе ее легко отдадут, государству и так мест для других не хватает.

– Но они же ее туда впихнули как-то, – покачала головой я, доливая молоко в чашку Роберта. – Вряд ли отдадут ее просто так. Да и не родственники мы. Да и пенсия ее в этот… Да и вообще… и вообще…

Вадик бросил остатки гипса в мусорное ведро и пододвинул свою чашку ко мне. Я долила ему молока и уставилась на Роберта.

– Да как они проверят? – удивился Роберт, отпивая молоко. – Скажешь, троюродная внучатая племянница.

– Ну, хочешь, давай я тоже с тобой поеду, – добавил Вадик, тщательно моя руки под краном, – при мне они диагноз подделывать не будут.

– Да ты же студент, – не согласилась я, – они тебя даже слушать не станут.

– Не скажи, – надулся Вадик, поискал на кухне полотенце и начал вытирать руки, – я, между прочим, почти три года в ночную на скорой отработал, у меня есть запись в трудовой. Если начнут упираться – позвоним главному.

В общем, вместе хором они меня убедили. И мы решили завтра ехать втроем забирать Римму Марковну.

Когда гости разошлись, я, освобожденная от гипса, вымытая до скрипа, решила чуток поспать. Наивная.

Только сомкнула веки, как опять прозвенел звонок. Матерясь (но тихо-тихо, про себя), накинула халат и поплелась открывать дверь. Оказалось, привезли оббитые кресла и диван. Так что повод даже очень хороший. Хотя поспать мне не дали.

Когда рабочие, наконец, ушли, я поняла, что спать все равно уже не смогу. И решила садиться писать заметку в газету. Памятуя о проколе с продажей мыла на работе, я попыталась учесть целевую аудиторию газеты и их хотелки: эту рубрику, в основном, читают сельские жительницы, примерно моего возраста (молодые в это время особо такими вопросами еще не заморачиваются, а старые – уже не заморачиваются). Как правило все эти женщины типа лидочкиной сестры Лариски – простые бабы, неухоженные, уже чуть стареющие, переживающие за остывающее внимание своих супругов. Отсюда вывод: главный гуманистический удар должен жахнуть именно на эти страхи и желания.