– Айтон?
– Не совсем. Скорее твое представление обо мне…
Император осторожно, боясь головокружения, мучающего его беспрерывно последнее время, поднялся, вплотную подошел к гостю, глядя в его бездонные глаза, словно в колодец, погладил плотную ткань кителя и вышивку погон, коснулся рукой лица…
– Однако ты совсем не похож на плод моего воображения…
– Все правильно. Воображение – это те образы, которые ты, фантазируя, перебираешь в голове, как картинки в книге. А то, что видишь сейчас, это жестко структурированная реальность, продукт однозначной и твердо проявленной воли. С фантазиями она имеет такое же сходство, как игрушечная детская деревянная лошадка с настоящим скакуном. Ты один из немногих, способных так скрупулезно и доходчиво конструировать действительность, поэтому все, что вокруг тебя, можно осязать всеми доступными органами чувств…
– Твои ответы, как всегда, порождают еще больше вопросов… Но главный я задам немедленно. Ты зачем приперся, страж границы?
Губы Айтона тронула улыбка, создав еще больший диссонанс с серьезным и даже зловещим немигающим взглядом ночного хищника.
– Неправильно поставленный вопрос не дает возможность дать правильный ответ. У меня нет возможности припереться куда-либо к кому-либо. Приходят ко мне, даже если для этого требуется сделать всего три шага, – почти прошептал Айтон, показав глазами в сторону только что покинутого кресла.
Монарх резко обернулся. За столом, уронив голову на рассыпавшиеся бумаги, застыло тело последнего царя Российской империи.
– Это несправедливо… – просевшим от волнения голосом произнес император. – Я ничего не успел… Я только начал…
– Все успеть невозможно. – В голосе Айтона проскользнула нотка сочувствия. – Ты хотел исправить ошибки: создать условия, исключающие узурпацию власти партийными функционерами, мечтал, чтобы идеология стояла на службе у народа, а не наоборот. Ты сделал свой ход, – совиный взгляд «пограничника» перетек на папку с подписанными манифестами и указами, – дал своим подданным новый инструмент – формирование управляющих органов по объективным, измеряемым критериям, а не по наследству, рекомендациям товарищей и не по родственной протекции. Это действительно что-то новое. Ты сам не представляешь, какой девятый вал поднял, предложив такой вариант работы социальных лифтов. Твоим апологетам и противникам на десятки, а то и на сотни лет хватит споров: что справедливее при продвижении претендента на командную должность – бездушный механистический подсчет его «добрых дел» или экспертная оценка уважаемых людей.