— О каких-то силах, которым они подчиняются?

Дарина покачала головой:

— Мать говорила, что Инсеки не всесильны. Что они тоже вынуждены подчиняться. Но если и было известно, кому, так только ей.

Мы снова зашли в тупик.

— Значит, полагаемся лишь на себя, — решил я. — Мы не отдаём стратега?

Один за другим люди и Изменённые качали головой.

Я смотрел на них с удивлением и жалостью. Все здесь были обречены. Вопреки логике, требующей защищать свои жизни, вопреки разумному опасению за судьбу всего человечества. Защищать своих детей или любимых — тоже понятная человеческая логика. Но сейчас люди собирались защищать незнакомого по сути ребёнка, причём уже официально не считающегося человеком!

— Максим? — спросила Дарина.

Я вздохнул, сбрасывая оцепенение. И ощутил тревожный зов Гнезда.

— Что-то происходит, — сказал я, поворачиваясь к дверям.

Да, происходило.

К четырём полицейским у входа добавился ещё один. Тоже в силовой броне. Он стоял у двери, пытаясь заглянуть внутрь, и легонько постукивал костяшками пальцев по стеклу. Щиток шлема был поднят.

— Лихачёв, — узнал я. — Ребята, давайте я поговорю?

Никто не спорил, только Виталий сделал неуверенное движение, потом махнул рукой.

Я пошёл к двери. Открыл и оказался лицом к лицу с Лихачёвым. Толпа зашумела, раздался выкрик:

— Пусть впустят!

Лихачёв стоял, морщась, будто от боли в зубах. Гнездо сейчас давило на него прицельно, вызывая острое желание уйти подальше.

— Позволишь войти? — спросил Лихачёв.

Я обернулся на Дарину, та кивнула.

— Входите, — сказал я. — Только вы один.