Каждый сотый ребенок рождался таким с пугающей регулярностью. Данилов читал, что в Сербии и Ираке такие рождались после использования обедненного урана, и смотрел фотографии. Но одно дело смотреть и совсем другое…

Съев краюху хлеба, ребенок лизнул Александра в щеку, как собака, и радостно заурчал. Были ли его голосовые связки приспособлены к членораздельной речи? Данилов не знал.

У него были острые, как пилы, зубы почти равного размера – резцы не отличишь от клыков. Кроме того, заметны были небольшие изменения в костной ткани. Суставы его пальцев даже на ощупь были очень необычными. Мальчик легко забирался на любой шкаф или забор, но так и не научился есть ложкой. Она у него просто вываливалась, и, недовольно рыча, он начинал есть горстями, либо просто опускал лицо в тарелку.

Но главные отличия от нормы касались развития головного мозга. Его мышление было предметным. Он знал, где спят, где и что едят, какие предметы опасны, понимал некоторые жесты – и очень хорошо воспринимал интонацию человеческого голоса. Но вот приучить его к туалету было за гранью возможного. Часто он прятал по углам, за шкафы и диваны, недоеденные куски пищи. Такие тайники Александр вычищал каждый день, чтоб не приманивать крыс. Гоша любил мелодичную музыку – под нее он пускался в пляс – и яркие мультики: не важно, диснеевские или русские, лишь бы на экране все было ярким и солнечным. «Ежика в тумане» смотреть он не хотел, от резкой немелодичной музыки морщился.

«У меня всегда вызывала неприязнь медицина, одержимая продлением жизни нежизнеспособным существам, – обмолвился Богданов однажды, еще до Сашиной опалы. – За огромные деньги, заметь. Двести-триста тысяч евро за операцию! Тут не милосердие, а сатанинская корысть. Нельзя на одного малохольного ребенка, который если и выживет, то станет бесполезным инвалидом, тратить ресурсы, которые могли бы сохранить жизнь и здоровье десяти полезным для общества людям! Это аморально. И нерационально. Древо, которое не приносит плодов, рубят и бросают в огонь».

Правитель знал, о чем говорил. Яблони, вишни и сливы, которые не приносили плодов, тут же рубились на дрова, какими бы красивыми ни были.

«Дай ему волю, он будет так же и с людьми, – думал Данилов. – Как в древней Спарте, для общего блага… Когда говорят о подвиге трехсот спартанцев как триумфе свободных граждан над азиатскими рабами, забывают, что Спарта была самым «азиатским» полисом Греции. С уравниловкой, жесткой социальной системой и милитаризмом. Но именно тоталитарная Спарта, а не торгашеские Афины выиграла потом Пелопоннесскую войну. И даже бредовая, но общемировая идея типа веры в пришествие Макаронного монстра спасла бы мир, не дала бы ему погрузиться в пучину бессмысленной ядерной бойни».