Но он был счастлив. Здесь в Форпосте же из-под его пера вышел еще один том «Истории», по которой он учил подрастающее поколение. Это придавало его жизни дополнительный смысл, маленький, но важный. Он старался не думать, что множительной техники для копирования своей книги он может и не найти.

Здесь же родился его второй ребенок.

Сложно передать словами, сколько страха этому предшествовало. Этот ужас совсем затмевал радостное волнение, которое вроде бы должно было ими владеть.

Условия для вынашивания второй беременности в Прокопьевске были куда хуже, чем в Заринске. Медицины здесь почти не было: полтора врача на весь городок да еще две женщины, которых называли фельдшерами, но по квалификации они едва ли дотягивали до медсестер. Про оснащенность бывшего медпункта Трамвайного депо, где до войны максимум проверяли на алкоголь работников перед сменой, и говорить нечего.

Но Данилов знал, что появиться на свет можно даже в канаве. Человек живуч и от врожденных факторов зависит едва ли не больше всего.

Когда он после ночи страшного ожидания, наконец, зашел в бедно обставленную палату, то сразу понял, что его сын не из «августовских» – лишь взглянув на еще красного новорожденного, который пытался дотянуться до края кровати и схватить стоявшие на столике баночки.

С Гошей он с первого дня чувствовал – что-то не так. Тот был в этот момент на попечении их соседей и, похоже, сильно страдал – не ложился спать, то и дело тревожно подвывал. Данилов тоже ни на минуту не забывал о нем, но и уйти прямо сейчас не мог. Хорошо, что больницу и их дом разделяли всего полкилометра.

– Я бы назвала его в честь тебя, но не хочу ему такой судьбы, – слабым голосом произнесла его супруга. – Пусть будет Андреем.

– Это в честь кого-то из твоих родственников? – спросил Александр.

– Нет, у нас в роду таких не было. Именно поэтому и хочу так назвать.

* * *

Время шло, но зимы не становились мягче, как они рассчитывали. Раны, которые война нанесла климату, не спешили заживать.

По-прежнему снег начинал таять только в середине мая, реки вскрывались немногим раньше. Полевые работы из-за опасности заморозков нельзя было начинать раньше июня, а в начале сентября надо было торопиться с уборочной страдой, иначе ранняя зима могла погубить и без того небольшой урожай.

В начале ноября ложился снег, и его покров нетронутым лежал до самой весны. Несмотря на свою краткость, лето было жарким, а за всю долгую зиму столбик термометра не опускался ниже минус тридцати.

Вегетационный период растений сократился в среднем на месяц.