— Нравятся? — ехидно осведомился Гамишвили, участливо наклоняясь над ужасающимся увиденной картиной Срамновым.

— Нет. Это что — вампиры?!

— «Сумерек» начитался, наик. — парировал капитан, и бойцы сгрудившиеся вокруг захохотали. — Вон этот, — ткнул он пальцев в длинный труп с суставчатыми, тонкими руками. — похож на Паттинсона. Похож?

— А кто это такой? — поднял глаза на капитана Фёдор.

— Да какая, наик, разница. — махнул рукой тот. — Никакие это, наик, не вампиры. Людоеды это голимые. За этим прайдом, — снова ткнул он пальцем в трупы. — мы уже неделю охотимся. Здорово пошуровали они… тут. А этот вот, — ткнул он в Михаила. — Окулист, наик. Расскажешь потом конкретно — как к вам эта тварь попала.

— Что за Окулист такой, тащ капитан?

— Ну как же? — удивляясь, воздел руки тот. — Ключевая у них, блять, фигура. Ты анекдот про грузин — гомосеков слышал? — на этих словах бойцы снова заржали.

— Тащ капитан… — попытался отбодаться Фёдор.

— Да ладно тебе! — заговорщицки подмигнул ему Гамишвили. — Садитесь, расскажу. Старый анекдот, с бородой. Приезжает, значит, русский в Грузию, наик. А слышал он, что все грузины — гомосеки. И вот идёт он по улице, а двое грузин ему навстречу. Что ты тут ходишь, дарагой, э? Беги скорее отсюда — там гомосеки идут. Беги скорее направо! Он в улочку — и бегом, а навстречу — ещё четверо грузин, тревожные такие. Он снова в улочку, ломится, как сайгак, наик. А навстречу — шестеро, ещё более лютые. Он через забор — шасть, а там дедок сидит, древний такой, благообразный, с седой бородой — чистый Мерлин. Ты что это, сынок, э, худое что задумал? Тот ему: Какое худое, отец! Гомосеки же кругом в вашем селе! Того и гляди — выебут! А старик встаёт такой, шаровары развязывать начинает и говорит: Э, сынок! Ебут не там. Ебут тут. Там только загоняют.

Все — и лесные, и бойцы дружно заржали. Капитан обвёл всех покругу серьёзным взглядам и продолжил:

— Я к чему вам это всё рассказал, наик? Чтобы поржали?! Вот к чему: так и с Окулистом — чтоб вы, наик, понимали. Он у них как те загонщики. Втирается в доверие, разводит на жалость. А потом эти вот являются…

— Ну нихера себе… — послышался сзади голос Севы.

— Ага. — ответил ему капитан. — Их тут, где-то, целая стая. Живут прайдами — подобно этим вот. Но вмиг собираются на плохое. Эй, Окулист! Ну что, тварь, поговорим по душам? Поговорим, сука. Всё мне расскажешь — кто, где, сколько. У меня жалость семь лет назад закончилась, у меня и мёртвые говорят. — радостно потёр рукой кулак, предвкушая допрос Гамишвили. — Ну а с вами, войска… Что он вам наплёл-то? Но сначала, наик, давайте вот что. Кто такие? Откуда? Какие цели?