— Может, в этом и дело. — ответил ему Сева. — Может, если вот так вот, с фарами и грохотом — оно и вернее будет. Нежить, она ведь не всесильна, мужики. Если вдуматься — очень даже уязвима она. Но получается так, что это мы боимся её, а не наоборот. Никогда не задумывались — почему?
— В жопу, Сева, сейчас философию. — оборвал корейца Срамнов. — Вот дело закончим, если Бог даст, тогда и покрутим твою теорию так да сяк. А пока… Аслан! Приготовься! Первыми идём мы с Вано — через дом напротив. Вторыми — ты с Папой. Сева, Парат с собакой — кивнул Федя на Михаила покорно стоящего на карачках — и ты, Степан Политыч. Входим в дом — я и Ваня, а ты, отец, прочти нам Стену ещё разок. На ходунов не рассчитываем, а касперы нам там совсем ни к чему. Всё, Вань, пошли.
Стрелой выскочив из кустов, друзья уже через пару вздохов были перед воротами дома напротив. Дом был старый, деревенский, окнами на улицу. Эти дома все одинаковы — внутри не заплутаешь. А вот забор был высокий — не меньше трёх метров. Сколочен из толстой, половой доски. И ворота такие же. Иван дёрнул калитку — заперто. Подпрыгнув, повис на заборе, смотрел десяток секунд, потом, подтянувшись, перевалился и спрыгнул внутрь. Спустя секунды изнутри что-то скрежетнуло и створка изогнулась наружу, не в состоянии открыться — годы сделали своё дело, столбы подгнили, ворота осели, да до кучи вросли в землю. Поэтому — влезать через щель, пока Ваня створку отгибает. Проникнув во двор, Фёдор мигнул пару раз фонариком, и вторая группа устремилась через улицу. Пока Ваня работал атлантом, отгибая створку ворот, чтобы мужики кое-как могли просочиться внутрь, Фёдор, закинув на спину автомат и зажав в руке секач, споро осмотрелся вокруг. Дёрнул дверь на мост, та скрипнув приоткрылась. Хорошо. Сквозь ворота, поминая шайтана, продирался Аслан — здоров мужик, ничего не скажешь, да и груз у него за плечами не больно удобен — гранатомёты. Участок был на удивление большим — соток двадцать, не меньше; дальний край забора не был виден. Его закрывал какой-то полуобвалившийся сарай, такая же догнивающая теплица, да и зарос он за эти годы здорово. Проникли все, засев у крыльца. Папа передал Фёдору длинный фонарь — настоящий «маглайт», подаренный ему на прошлую днюху Асланом. Откуда у моджахеда такой раритет оказался, так и осталось тайной. Федя кивнул, и приоткрыв дверь, осветил мост. Махнув Ивану, Фёдор исчез внутри.
Дом был пуст. Направо — дверь на террасу, остеклённая. Шуровать там с фонарём нельзя — эти, из-за огорода могут засечь. Тихо там. Фёдор указал Ване, крадущимся за ним с взведённым арбалетом, и тот направил его на дверь. Федя подошёл сбоку и резким движением распахнул её — пусто, кровать аккуратно застеленная сгнившим уже пледом, комод. Лишь пахнуло затхлостью. Слева дверь на двор, запирается отсюда, с моста, на крючок. Он скинут — надо поправить это дело. Приложив палец к губам, Срамнов, накинул крючок, отсекая появление нежданных гостей в спину. Сзади скрипнула дверь — на мост тихо вошёл Папа, наблюдавший за действиями друзей снаружи. Подняв ладонь, второй рукой он очертил круг, и махнул друзьям на дверь в хату — посмотрю здесь, мол, а вы идите. Вошли в дом — тоже пусто. Диванчик, запылённый телевизор, круглый стол. Блин, какое отсутствие воображения! В любой дом войди — везде одно и тоже. Та же русская печь, лежанка, божница с иконами, фотографии предков в тяжёлых рамках на стене. Глянули на кухоньку — пусто. Пятясь, вернулись на мост, прикрыв дверь — теперь очередь двора и сельника. Обычно со двора лестница ведёт на чердак, а именно на него и необходимо попасть. Во-первых, для того, чтобы через заднее, ветровое оконце, рассмотреть, что же там твориться. Во-вторых, чтобы обеспечить огневую точку снайперу. Скинув крючок, вышли на мост. В глубине двора — запылённый «форд», под светом фонаря и цвет не определишь. На двери в сельник — замок, это хорошо. А вот и лестница, ведущая на чердак. Фёдор пошевелил её — навроде крепкая и показал Ивану пальцем наверх. Пошли. Конечно, без типичного скрипа ступеней, которым американцы привыкли пугать досужих обывателей в фильмах, не обошлось. Но особо не тревожились — за рокотом мотора, заливающегося снаружи в окружающей ночной тишине, всё одно ничего не расслышишь больше. А то скрип. Фёдор, забравшись, присел. И обомлел…