Светлый фон

Месяц почти просидели за стенами. Припасов много, топливо есть, генераторы работают. Но понимали же — всему есть придел. Техника — почти вся осталась в центре. Вертушки ушли, а боезапас остался. То, что оставили нам, потихоньку с ребятами привели в порядок. Начали занятия по огневой подготовке и тактике с нашими гражданскими. К концу августа начали вылазки. Сначала — в Торжок, потом дальше, кругами, кругами. Очень много мертвецов рыскало тогда — патроны текли рекой. Я поручил подсчитать — и прослезился… Короче, зиму худо — бедно перекрутились, по весне стало легче. Бабы огороды раскопали, зверь появился… Мы, короче, стали организовывать вылазки по весне. А чего ходить вокруг да около?! Пошли на броне в Тверь. Вот там-то мы и нарвались на того фээсбэшника. Тогда и началась у нас эта эпопея с этим вот. С Окулистом.

Звиад выдохнул, возвращаясь из своего прошлого, из тех дней. Люди, затаив дыхание, ждали продолжения его рассказа. Закурив и выдохнув дым, капитан протёр глаза и продолжил:

— Как тогда случилось? Мы нашли его случайно. Прочёсывали жилую зону в пригороде, заходили в дома. В одном из домов он и был. При смерти уже. Дааа. Страшно сказать: ушлый мужик, сколько всего прошёл — один! — а его собаки порвали. Сильно порвали. Он думал отлежаться, понадеялся на новые обстоятельства. Ну, на то, что теперь вроде всё само излечивается и заживляется… Ан нет. Гангрена уже началась. У нас с собой что? Ни лекарств, ни антибиотиков… Я парней с бронёй в город отправил, в аптеках шарить, да куда уж там?! Всё уже размародёрено давно, до последней таблетки аспирина. У мужика уже потери сознания начались. Не жилец он был, короче… Мы вокруг него собрались, а у него глаза уже… тусклые. Я дал ему глотнуть водки — была у меня с собой, как в такой кошмар — да без водки?! Он меня, значит, за рукав хвать: останься один, капитан. Что-то скажу. Я своих парней за дверь. И он, пока ещё держался, рассказал мне.

Он шёл по следам этой твари уже три месяца. Он был один: ни семьи, никого. Гада этого был назначен искать ещё до войны, в Москве. И невзирая ни на что, продолжал свою работу. Вот такой был человек. Если в кратце — вот что он мне успел поведать. Звать эту тварь — Семён Абрамович Коган. Хирург — офтальмолог, профессор. Долгие годы работал в институте глазных болезней Святослава Фёдорова. Что уж там с ним стало и как — не знаю, но только, как частенько водится в его племени, мозги профессора набекрень съехали, и понеслось. Сначала, как я потом вычитал в материалах того фээсбэшника, расследовали менты случай людоедства прямо в клинике у них, в институте. Нормально, да? Вроде, не знаю уж как, всё на него показывало — факты, свидетельства, показания. Но он там как-то выкрутился. Потом, по заявлению домочадцев, исчез. Жена, дети — заявление подали. Пропал папаша. Менты начали искать, а тут новые случаи нападений по городу, и каждый — с обезображенными трупами. Эти все фотографии были в папке, которую этот майор мне передал. Жаль, что не захватил. Ну, тогда вернулись к тому случаю в клинике, совместили факты. И передали дело майору этому, Евгению Стройнову. Почему ФСБ этим делом занималось — мне самому непонятно. А тут — война.