К чести наших восьмерых героев надо признать: их готовили, и они продержались долго. Очень долго. Среднестатистический гражданин «поплыл» бы уже через месяц-второй, тут всё зависит от крепости психики каждого. У наших героев началось всё значительно позже, они продержались девять месяцев. Как это не странно, первым «поплыл» фельдшер, в течении недели он стремительно регрессировал на фоне переживаний и страха смерти, и Наума пришлось изолировать. Хорошо было, что «поплыл» он без агрессивной составляющей, и на исходе месяца с момента своего манифеста он представлял из себя раскачивающийся и бормочущий что-то непонятное куст. В итоге Наум, которого кормили с ложки, водили в уборную попарно и руки которого держали связанными, смог развязаться, разбить стеклянную полочку в медицинском настенном ящике и перерезать себе оба запястья, залив весь медпункт густой, липкой кровью…

Тело мёртвого фельдшера завернули в брезент, служивший каким-то противопожарным целям, нашедшийся на складе, и Дуров с Зориным вытащили его на улицу, вовсе не догадываясь о том, что уже через полчаса, когда, торопясь, они ушли обратно, свёрток зашевелился…

Смерть Наума Шапиро отразилась на остальных самым поганым образом. Глаза у ребят и так уже бегали, туда-сюда, туда-сюда, словно следили за чем-то очень быстро меняющимся, заметным лично каждому — первый нехороший признак того, что разум работает со сбоями. Следующей жертвой бункера стал Михал Михалыч — он повесился, и нашли его не сразу. Его отсутствие перед глазами просто проигнорировали, тоже красная лампочка на приборной панели.

Господь и тут оказался милостив к затворникам поневоле: провисев несколько часов в петле, инженер не восстал. Не восстал он и позже, когда тот же Дуров и Зорин — местные мортусы, как повелось — волокли его тело наружу. Это произошло несколько позже, но — слава Богу — этого опять же никто не видел. А можно ведь было догадаться и как-то обезопаситься — ходячие мертвецы ведь не их воздуха беруться — но разум уже поскользнулся…

С того времени договорились быть вместе и следить друг за другом. Но стоит смерти протоптать дорогу в общество людей, изолированных от нормальной среды их обитания, к тому же надолго, обратно её уже не выживешь. Она соберёт свой урожай полностью, дотошно, до каждого колоска, до зёрнышка. Капитан Лабазов стал её следующим клиентом. Ночью ему незаметно удалось уйти на поверхность через «кротовый» лаз — коридор, выводящий на поверхность из бункера, в сторону реки. Сконцентрировав остатки разума, Лабазов взял продовольственный запас, а оружие Снедалин отобрал у всех и закрыл в оружейке. Именно по этой причине капитан смог продержаться только до утра и уйти по берегу в сторону Ленинградки километров на семь — там его и сожрали мертвецы. Но о том, как и что произошло с ним, оставшиеся, конечно же, не знали. Ведомый страхом и помутнённым разумом, Лабазов оставил дверь в «кротовый» лаз открытой, и туда проникли мертвецы. Это произошло утром, когда Снедалин и Дуров спали в комнате, делить которую начали с момента, как договорились не оставлять никого наедине с собой. Дверь в оружейку была закрыта, ключ — у полковника, полковник — спит, дверь в его комнату также заперта, а в зале мертвецы подрали остальных офицеров, сидевших за мониторами. Такая вот гримаса судьбы, ибо одно следует за другим, и если уж однажды кто свернул не на той стрелке, то его поезд никогда не придёт туда, куда должен был. Мертвецы, проникшие на такого уровня объект — это беда; куда хуже, что задранные ими Стругов, Кравцов и Зорин ещё и пополнили их ряды. Пробуждение Снедалина и Дурова было кошмарным!