Светлый фон

— Лёша, просыпайся! — теребил Дурова трясущимися руками Снедалин, и глаза его нехорошо бегали. — Лёша, вставай! Ну, кому говорю?!

— Евгенич, ты чего?! — подскочил, вырванный из липких пут морфея Дуров. — Чего ты?!

— Лёша, у нас беда! Беда у нас. Там… — указал полковник трясущимся, как у разбитого паркинсоном старика пальцем на запертую дверь, из-за которой доносилось вполне внятное чавканье и шарканье. — Слышишь?

Дуров, приходя в себя после такого мгновенного перемещения из мира сна в мир реальный, сидел на раскладушке и тёр глаза. Ему понадобилось около минуты, чтобы понять, что звуки оттуда — тревожные. Не должно быть их.

— Я звал их, но они не отвечают. — бегая глазами, бормотал Снедалин. — Я их звал. Эти там — мертвецы. Мертвецы, Лёша! Всё, майор, пиздец нам, ты понимаешь?! Что будем делать?!

Дуров, окончательно вернувшись в действительность, мигом оделся. Глаза метались по утлой обстановке их комнаты, ища то, что можно было бы противопоставить гостям с того света, но не находили. Грёбаная безопасность после смерти Наума, быть ей проклятой! На Снедалине не было лица, казалось, что со вчерашнего дня крепкий, подтянутый мужчина вдруг постарел лет на десять. Снедалин, прислонившись к стене, трясся, и было понятно — всё, полковник спёкся. Всему есть предел и черта. Свою Снедалин сегодня переступил. Надеяться можно только на себя, свою голову, свои руки. Было бы ещё, что в эти руки вложить…

— Евгенич! Приди в себя! — обернувшись к командиру, гаркнул на него Дуров. — Возьми себя в руки!!! Ну! Где ключ от ружейки? Ключ!!! Ну?!

Полковник достал трясущимися пальцами связку ключей и протянул майору. Тот вырвал её из рук поплывшего Снедалина. Так, ключи тут, от оружейки — этот вот, длинный. Теперь дело за малым — попасть к ней. В дверь, направо, в коридор, слева вторая по ходу. Метров пятнадцать… Как их преодолеть, открыть дверь и остаться живым? На что способны эти твари — Дуров уже видел. Вопрос в том, сколько их там, за дверью. С пустыми руками выходить — равносильно смерти, и смерти лютой, такой, какую ни себе, ни Снедалину Дуров не пожелал бы. Гоняя в голове все эти мысли, Алексей бросил взгляд на полковника, и то, что он увидел, ему не понравилось. Подойдя к нему, майор резко встряхнул его за плечи:

— Евгенич! Батя! Ну! Возьми себя в руки, пожалуйста! Соберись!

— Лёша, Лёш… это всё… конец нам, Лёш! — пытаясь отрицать происходящее, крутил головой Снедалин.

— Евгенич, да ни фига. Мы с тобой сколько? Пять, семь лет? Я лейтёхой желторотым к тебе попал, вспомни! Мы вместе с тобой сто лет уже. Соберись, давай! — тряс его Алексей. — Мы сможем, где наша не пропадала! Только соберись. Я без тебя не смогу. А вместе — сможем. Мне нужна твоя помощь, Евгенич.