– Ну, и как самочувствие, Альберт? – поинтересовался Макарыч. Его товарищи не спешили представляться.

– Гораздо лучше, болит уже меньше, температура в норме. Если честно, надоело без дела валяться.

– Дело тебе найдется, не переживай. У нас тут никто без работы не сидит, – усмехнулся однорукий.

Альберт Борисович чуть нахмурился, вспомнив, как нагружают Таню. Затем ученый посмотрел на худого с крючковатым носом, тот стоял чуть позади остальных и пристально разглядывал Хаимовича. Профессору не понравился этот цепкий, холодный, тяжелый взгляд. Его лицо чем-то смутило ученого.

– Когда привезли, весь искусан был, едва дышал. А сейчас уже вон как огурчик, чудеса. Дай-ка на швы гляну, – Макарыч осмотрел раны и удивился, насколько быстро они заживают.

– А когда я с главным смогу поговорить? – спросил профессор, пытаясь казаться дружелюбным.

– Всему свое время, отдыхай пока. Швы сами рассосутся, снимать не понадобиться, – доктор скрестил могучие руки на груди и отступил от кровати. Через несколько секунд вся троица молча вышла на улицу.

«Консилиум у них тут что ли был. Пришли, посмотрели, ушли. Где этот хренов Ворон или Беркут или как его там?», – раздраженно размышлял Альберт Борисович. Но главный не спешил порадовать его своим визитом.

Таня пришла поздно вечером, принесла ужин и повалилась на соседнюю кровать.

– Что с тобой? Тебе плохо? – испугался Хаимович.

– Устала очень, огород поливали, спина болит и ноги…, – тихо ответила малышка.

– Огород, огород… ясно…, а здесь много охраны? – между делом поинтересовался наставник.

– Человека два, может три, – немного поразмыслив, ответила девочка и затем добавила, – Додж так скулит в клетке, когда видит меня, я сегодня раза три к нему подходила, гладила. Его отдельно держат. Я ему рассказала, что Вы скоро поправитесь, и мы пойдем дальше, он скучает по Вам.

– Да-да, так и будет, скоро все наладится, – снова пообещал профессор, хотя сам уже слабо верил в это. В домике не было электричества, и Хаимович ел на ощупь почти в полной темноте.

Вскоре Таня тихо попрощалась и почти бесшумно ушла. Альберт Борисович вновь остался один и готовился ко сну. Поговорить с главным сегодня не удалось, и ученый отложил надежды по освобождению на следующий день.

Профессор повернулся на бок, скрипнула кровать, на улице залаяли собаки, хриплый мужской голос крикнул на них и опять все стихло. Где-то неподалеку раздались шаги, Хаимович представил себе часового, который прогуливается вокруг его домика. Шаги стали громче, послышался короткий скрежет, и комната мгновенно осветилась. Альберт Борисович даже зажмурился от неожиданности и повернулся к выходу.