В первые дни скитаний, после того, как им с Таней пришлось бежать из собственного коттеджа, ученый боялся, что вот-вот схватит воспаление легких и все этим закончится. Но его иммунитет на удивление спокойно справлялся со всеми неприятностями. Еще удивительнее казалось то, что Таня также ничего тяжелее насморка не подхватила. С каждым днем у Альберта Борисовича возрастала уверенность в том, что их крепкое здоровье – побочное действие «вакцинации» вирусом.

– Да, если бы эти идиоты вели себя адекватно, все пошло бы по другому пути. Какие перспективы, какие возможности! Аааа, они сами виноваты, сами…, – бормотал под нос профессор. При этом он старательно отгонял от себя мысли о том, в чем оказались виноваты остальные миллиарды людей, которые даже не знали о его существовании.

Альберт Борисович подбросил в огонь еще несколько палок и вспомнил недавнюю встречу с шорцем Жекой:

– Он тут все тропы знает, при желании в любой момент нас найдет. Может и сейчас из тех кустов наблюдает…

Хаимович недоверчиво покосился на темную лесную чащу. Ветер подул сильнее, профессора обдало холодом, Таня во сне начала беспокойно всхлипывать.

– Холодно… хрен с ней с конспирацией, надо костер посильнее развести, а то окоченеем тут к утру, – ученый стал интенсивнее подкармливать огонь.

Стало теплее, правда Альберт Борисович понимал, что дров до утра точно не хватит, а по темноте шарахаться в поисках бессмысленно. Он уже ругал себя за то, что перестраховался и не остановился в этой «Лисьей норе». Профессор посмотрел на девочку, которая прижималась к Доджу, инстинктивно пытаясь согреться.

– Нда… дела…, – прошептал Хаимович, – запер бы двери и спал с автоматом в обнимку. Даже если бы тот сунулся, сразу пулю бы схватил. Дебил я. Не полез бы он к нам, нееет. Если он захочет оружие получить, то хитрее будет девствовать. В лесу попытается подловить или еще как. Нельзя к нему спиной поворачиваться, никак нельзя. Лучше бы хлопнул его на тропе, да и не мучился.

Таня в это время чихнула и проснулась. Она посмотрела по сторонам и устало опустила голову на плед. Альберт Борисович вновь погрузился в свои мрачные размышления: «Так тоже нельзя. По крайней мере, не у неё на глазах. Она начнет считать меня чудовищем. При ней я убивал только для самообороны, и она это понимала. Но этот шорец на нас не нападал. Этот жук делал вид, что хочет подружиться. Но меня-то не проведешь, он просто хитрый, мы с ним еще встретимся». Ветер переменился, от костра повеяло мягким убаюкивающим теплом. С этими мыслями Хаимович вскоре уснул.