Похититель смотрит на Анну своими голубыми, как льдины, глазами, в которых мелькают ненависть и веселье. Он стоит на пороге смерти, на коленях и все равно, кажется, с удовольствием смотрит на то, как она извивается, пусть не под его каблуком, но под чьим-то еще. Он так широко улыбается, что из трещины у него на губе течет свежая кровь.
Она смотрит вниз, на него, и слезы дрожат у нее на подбородке. Конечно, она не сможет этого сделать. Я тоже не смогла бы. Но чем дольше она на него смотрит, тем больше страх в ее глазах уступает место ненависти. Она смотрит на этого человека, пока не добивается того пугающего спокойствия, которое я видела у нее в операционной. Хладнокровная. Собранная. Непоколебимая. Глаза у нее становятся непроницаемыми, и у меня резко сжимается желудок. С лица похитителя медленно сползает улыбка. Он тоже это видит.
– Стреляйте, – говорит она.
Фахим нажимает на курок. Из головы похитителя брызгает кровь и оседает на наших ногах. Глаза у него закатываются в глазницах, позвоночник выгибается, он резко разворачивается от выстрела и падает на спину. Его голова оказывается ровно у меня между ног. Его колотит бешеная дрожь, изо рта хлещет кровь и покрывает губы розовой пеной. Все это время он смотрит мне прямо в глаза. Мне кажется, что проходит вечность, прежде чем он замирает.
Я отвожу взгляд, чувствуя, как от шока по щекам текут слезы, а в ушах звучит выстрел, и неуверенно отступаю назад. И только когда я вижу эту сцену издалека, я понимаю, что произошло. Я вижу кровь и куски черепа, блестящие в свете фар, мозги, разбрызганные по асфальту.
У меня к горлу подступает желчь. У похитителя нет части головы, а ее содержимое впитывается в воротник его рубашки. Я не могу оторвать взгляд от зияющей у него между глаз дыры.
Фахим начинает говорить. В прорезях маски мне видны только его глаза. У него на рубашке кровавые пятна.
– Вы доказали, на что вы способны, – говорит он ровным тоном.
– Мы можем идти? – спрашивает Анна прерывающимся голосом. Все ее тело дрожит.
– Пока нет. Вы здесь не единственная, кому нужно что-то доказать.
Он щелкает пальцами, и Дэмиен выступает вперед, поднимая маску.
– Дэмиен? – произношу я, сдерживая всхлип. Я делаю шаг ему навстречу и хочу умолять его вытащить нас отсюда, но не могу выговорить слов. Я могу только плакать и видеть снова, как у меня между ног падает голова этого человека, а его ледяные голубые глаза смотрят на меня, пока он умирает.
Я умоляюще смотрю на него, мне отчаянно хочется, чтобы он простил меня и отвез домой. Я могу извиниться, что обидела его; мы будем в безопасности.