– Поехали отсюда, – говорю я шепотом, как будто они могут меня услышать.

– Фахим хочет с нами поговорить, – произносит она все еще хриплым от слез голосом.

– Нет, Анна, залезай в машину.

– Нет, – отрезает она. – Если он хочет поговорить, надо поговорить. Я не стану рисковать. Вылезай из машины.

Она целует своего сына в лоб и закрывает дверь.

Это безумие. Что им еще надо нам сказать? Все кончено.

Анна открывает дверь со стороны водительского кресла и смотрит на меня, пока я не глушу мотор, не отстегиваю ремень и не ставлю ногу на бугристую холодную землю. Я уже собираюсь положить ключи в карман, но она меня останавливает.

– Оставь ключи, – говорит она. – Возможно, нам придется бежать.

Что, по ее мнению, сейчас будет?

Она окидывает меня взглядом, и по моему позвоночнику пробегает дрожь – то ли от холодного ночного воздуха, то ли от этого ледяного взгляда. Я кладу ключи на приборную доску и закрываю дверь машины.

Воет ветер, бросая мне в лицо пряди волос и заставляя кожу покрыться мурашками. Так темно, так тихо. У меня сердце поднимается к горлу.

Они не причинят нам вреда. Они бы не стали возвращать мальчика, если бы собирались от нас избавиться.

Они молча наблюдают за нашим приближением. Я замечаю, что у одного из них на поясе виднеется рукоятка пистолета, и в спине у меня отдается страх. Я слышу, что рядом со мной идет Анна: звук ее шагов и быстрое нервное дыхание. Фахим выходит к нам навстречу.

– Добрый вечер, – говорит он мне. Глаза у него возбужденно блестят. Я сглатываю и стараюсь держать голову выше.

– Вы хотели нас видеть? – спрашиваю я, и мой голос выдает волнение.

– Да, – говорит он и смотрит на Анну. – У нас осталось последнее дело.