Тот человек, который выдавал себя за Старская, был простолюдином, как и Цом, а у Аурона Старская читалось на лице… благородство. Величие, или, как говорил юноша, знатство. Только этим словом Цом мог описать свои ощущения, которые возникали, когда он смотрел на лордов и леди. Принц отличался от всех людей совсем как Его Высочество, как придворные лорды и леди, как прибывающие гости из Династий и Ветвей. Хорошо, что культисты не разглядывали юношу слишком пристально, не думали, почему нос отличается от того, который изображён на портретах, если видели таковые, впрочем, это неудивительно – художники всегда приукрашали королей и королев, об этом знали все.

К тому же похищенный блондин хорошо играл свою роль, порой ему верил и сам Цом. Мальчик требовал его отпустить, обещал то золотые горы, то расправу, грозился Богами, клялся, что те не позволят неподобающе относиться к принцу, снова убеждал. Он говорил скорее как Цом, а порой использовал такие словечки, что у слуги регента краснели уши. Его речь совершенно не соответствовала тому, как следует общаться знати, но люди из Культа Первых не только не видели близко сына Гийера, но и тем более не общались с ним, особенно в подобных ситуациях, когда каждый мог сорваться, испытывая огромное волнение.

Ненастоящий Аурон был хитёр и достаточно образован, часто он использовал много умных слов, смысла которых не понимал слуга регента, а может, и сам мальчишка. Уверенность придавала произнесённому вес. Похищенный упоминал названия оружия и масти лошадей, он говорил про турниры и балы, рассуждал о наказаниях, которые ждут похитителей. Культисты велись на эти речи и с каждым днём выглядели лишь довольнее, несмотря на постоянное ощущение голода. Они гордились собой – смогли провернуть то, что не удалось даже их всесильному вожаку Ивтаду. Главаря упоминали постоянно, словно поклонялись ему, а не Первым.

Долгий и тяжёлый путь не желал заканчиваться. Когда Цом спросил, сколько дней им ещё осталось и получил в ответ, что пока не прошли и трети, ему сложно было не выказать огорчения, скрывать эмоции слугу не обучали.

– Мне не нравится этот поход. Я редко отлучался из своей деревни, только в ближайшие города, чтобы что-то продать или купить. Но не так. Это не такой поход был, намного меньше. Я не уставал. А ещё у нас была еда с собой, и туда, и обратно. Единственный долгий мой поход – в Санфелл. Но там я шёл с соседями, и они всё собирали за меня, они знали, что надо. И у меня была лошадь. Она, хоть и молодая была, но хромала, немного – собака её в детстве покусала. Сильно, чего-то повредила. Тоц, сосед мой, думал, помрёт, а она выжила. Нрав при этом дурной заимела и кусачая стала, вредная… Ух! Только зазеваешься, а она хвать! Всё равно кого хватать, хоть меня, хоть кого она первый раз видит. Чужаков не любила совсем, как злая псина, – никого близко не подпускала, мне тоже на привалах много раз доставалось, ухо мне куснула. А всё равно ехать лучше, хоть на дурной кобыле, чем ходить пешком.