Отель был на Зюйд-стрит, она проходила по краю живописного ущелья, утыканного разноцветными, словно игрушечными, домиками. Меж ними протекала мелкая извилистая речка, больше напоминавшая ручей, которая впадала в Малое озеро.
Справа возвышалась громада горы Пик Анехиты, покрытая сверху белой снежной глазурью, теряющейся в дымке легких облаков.
Несколько раз в затылке привычно кольнуло – то ли мощные сиблинги проходили мимо, то ли арты у кого-то были. Но силы мои были на исходе, чтоб определить такие тонкости – не очень-то я в поезде выспался.
Подождав в фойе отеля, расположившись в кресле, каких-то жалких двадцать минут, я смог встретиться с администратором. На всякий случай я зарегистрировался под своим именем, но в строке «профессия» написал «журналист» и жетон предъявлять не стал. Администратор вызвал портье, который, как ни странно, явился очень быстро и заселил меня в небольшой, но чистый номер, окно которого выходило на гору.
В номере была односпальная кровать, стенной шкаф и стол у окна с настольной лампой.
Я заказал себе сразу же нормального кофе, яичницу с беконом и «Дейли-Фауд» с кроссвордом, после чего, не раздеваясь, завалился прям поверх покрывала на кровать, предварительно включив радио.
Чуть позже, покончив с поздним ланчем, невзирая на превосходный кофе и газету, я снова уснул. Сказывалось перенапряжение последних дней.
Проснулся я в семь вечера, когда стремящееся к закату солнце красиво подсвечивало силуэт горы Пик Анехиты по краям.
Я еще не понял, как я себя чувствую, но пришлось распаковать рюкзак, разложить вещи и сесть сочинять рапорт для Ганса, так как я обещал это сделать уже давно, а подумать нужно было о многом. Да и помог мне этот увалень – что тут говорить. Придется разориться на авиапочту, поскольку ни по телефону, ни через телеграф отправлять рапорт я не собирался. А быстро убраться отсюда я, к сожалению, не надеялся.
Конечно, я действую по указанию Главного управления полиции и могу особо не скрываться, но если бы дело ограничивалось только полицией, все было бы хорошо. Да и старший комиссар говорил про некую «деликатность» расследования.
Потом я сочинил сложно зашифрованное послание для Пифагора, которое нужно отправить телеграфом. Мне нужна была двусторонняя связь с Юном.
Затем я спустился в бар отеля, плотно поужинал и уже в десять вечера снова завалился спать, только уже по-нормальному, расстелив постель, раздевшись и повесив на дверь табличку: «Не беспокоить».
Спал я как-то беспокойно, часто ворочался – было душно, и я сильно потел. Открытое окно, как ни странно, не приносило желанной свежести. Как я узнал позднее, горячий воздух от горы поднимался из ущелья в первую половину ночи. Зато ближе к утру я начал отчаянно мерзнуть, и пришлось завернуться не только в одеяло, но и в покрывало, а сверху набросить свой плащ.