Я с трудом поднял правую руку с качающимся из стороны в сторону пистолетом.

– Стой, кто идет! – промямлил я единственную пришедшую в голову фразу.

Это было жутко: фигура была ростом выше двух метров. Она была словно обмотана черной ватой или шерстью, незримо колыхающейся на ветру. Вместо лица был семафор с красным «глазом»… и тут я понял, что это просто голова у фигуры отсутствует, а семафор торчит сзади, за перроном.

Фигура дернулась и сделала шаг вперед, а мою грудь обожгло огнем – кожа горела, будто на меня набросили раскаленную тряпку…

Странный силуэт поднял руку в мою сторону, и она стала удлиняться, а ладонь превратилась в скользкое черное щупальце, извивающееся червем.

Липкий ужас и горящая кожа сбросили с меня сон и тупую слабость. Я смог остановить на несколько секунд пляску ствола и надавил на курок.

Ночь озарилась вспышкой, а кисть руки привычно качнуло назад. Выстрел на долю мгновения сдернул покров темноты, вытянув тени всех предметов, но странная фигура тень не отбросила, наоборот, яркая вспышка разорвала видение на тысячи мелких черных перьев, как если бы я выстрелил в подушку, набитую воронами, но при этом – прозрачную.

Да и звук раздался неприятный, высокий и гортанный, с неким клекотом и хрипом, плавно вплетающимся в тихий шелест приемника, но гораздо его усиливший…

Я потерял счет времени, голова гудела, а в глазах мерцали черные и розовые точки.

Я крепко зажмурился, судорожно вздохнул и потряс головой, продолжая сжимать пистолет и слушая хрипы и свисты то ли из своей черепушки, то ли из «обнаглевшего» приемника. Расстегивая ворот сорочки, я рукой почувствовал жжение. Я скосил глаза и увидел, что бирюзовый диск арта миссис Эгельберд ярко сияет кроваво-красным светом, как давешний семафор, а символ Овна – ярко-белый, будто внутри уместился прожектор. И именно арт жжет мою кожу, уже слегка покрасневшую.

Первым порывом было немедленно сорвать его с шеи, но что-то меня останавливало, то ли какой-то приступ мазохизма, то ли интуиция…

А по краям перрона появились темные пальцы, словно несколько человек пытались залезть на платформу с рельсового пути, но руки они давно не мыли…

В это время шум приемника перешел в высокий, сверлящий уши свист, однако урчащий гул никуда не делся, просто отошел на задний план…

Мое тело сотрясала мелкая дрожь, и внезапно из моего приемника раздался голос, странный, немного картавящий, с капризными интонациями:

– Да, мистер Моррисон, вы оказались крепким орешком…

Я резко отпрыгнул из-под навеса, напрочь позабыв о медленно вылезающих на перрон темных силуэтах…