Но меня это не сильно смутило: напротив, я подъехал к парадному входу в круглое здание, построенное из ноздреватого серого туфа, украшенного вычурной резьбой, и небрежно бросил ключи парковщику.

Уже в фойе я услышал, как играет оркестр, причем джазовый, что меня несколько расслабило. Мелодия была, кажется, Пинка Вествуда «Фруктовое мороженое».

Я прошел к входу в зал и замер в нерешительности, глядя на контролера за конторкой. Он посмотрел на меня дружелюбно и вопросительно:

– Вы в списке, сэр?

– Да… – я неопределенно покрутил ладонью в воздухе, – Моррисон моя фамилия.

Тот открыл журнал, проведя по списку пальцем.

– Мистер Заг Моррисон? – с вежливой улыбкой переспросил он.

– Так точно, – ляпнул я по привычке.

– Проходите, мистер Моррисон…

Зал был невелик, мест на пятьсот. Да и сцена выглядела достаточно театрально – огромные бордовые занавеси и какие-то декорации в духе развалин Древних. В общем, наскучившая классика…

На сцене сидели, словно тараканы, мужчины во фраках и дули в медные инструменты, поддерживаемые барабанами и перкуссией. Я заметил двух виолончелистов и контрабасиста.

Все бы ничего, если бы не полуголые девицы в чулках, размахивающие ногами до самой макушки. Я не против полуголых девиц, просто мне больше нравится видеть их в несколько другой обстановке и желательно на чем-нибудь мягком.

Публика была лысой, парикастой, пенснетистой и богатой. Смотреть на напудренных папиков с юными нимфами и на пожилых дамочек с желторотыми пажами было как-то не очень. Уж больно много от них исходило фальшивых эмоций. Было немало сиблингов, судя по покалыванию в затылке. Даже пришлось проглотить две таблетки пирацетама, чтобы башка не поехала. Небось и артов была куча.

Поморщившись, я огляделся по сторонам, и тут же ко мне подскочил пожилой мужчина в бордовом смокинге с подносом в руках. Там пузырилось шампанское в бокалах.

Я с благодарностью взял бокал, но сморщенный тип подал мне рукой в белой перчатке свернутый кусок бумаги, который я уже узнавал с первого взгляда.

– Вам просили передать, сэр, – проскрипел он.

Я развернул бумажку и прочел:

«Я в ложе номер семь».