он проматывает свою жизнь.
Запоминаются свободные люди, совершающие деяния. Рабы позабываются скоро, им не дано совершить поступков, они объекты, а не субъекты. Но ведь дети, которые у Лермонтова чувствуют себя будущими отцами, прямо сообщают о себе: «перед властию – презренные рабы». Итак, квадратура рабского круга, которая порождает у детей «равнодушную ненависть» к отцам – по произволу ли природного господина, потому ли что отцы ощущаются не отцами, а посторонними, ибо не оставляют в наследство смысла жизни, а смысл этот дети черпают со стороны. Поэтому все отцовские приказания и призывы кажутся детям абсолютно ложными, не относящимися к реальности. По справедливому наблюдению Чаадаева, прежние идеи у нас с такой легкостью выметаются новыми, потому что последние тоже явились к нам извне.
не оставляют в наследство смысла жизни,
абсолютно ложными, не относящимися к реальности.
Из века в век ребенок воспитывается в архетипе рабства. В блоковском предреволюционном «Коршуне»:
ребенок воспитывается в архетипе рабства.
покорствуй
В.К.
Что же мешало России, несмотря на явную одаренность народа, на принадлежность к христианской культуре (которая вывела Западную Европу из хаоса Темных веков), обрести внутреннее развитие, естественную взаимосвязь поколений, осуществляя органическую преемственность духовных ценностей? Почему и сегодня отцы равнодушно посылают детей на убой то в Афганистан, то в Чечню, рождая у тех отчуждение и презрение к миру взрослых? Ибо отцы словно недоразвитые дети продолжают играть в солдатиков, не испытывая чувства ответственности за будущее страны. У нас существует Комитет солдатских матерей: матери пытаются спасти жизнь своих сыновей. Отцы же безмолвствуют.
матери
8. Роль православия, или Проблема поверхностной христианизации страны
8. Роль православия, или Проблема поверхностной христианизации страны
В начале XIX века католический мыслитель, дипломат, много лет проживший в Петербурге, Жозеф де Местр так объяснял культурно-возрастную ситуацию России: «То нравственное возрастание, которое постепенно ведет народы от варварства к цивилизации, было остановлено у вас, и, так сказать, перерезано двумя великими событиями: расколом десятого века и нашествием татар»[899] (курсив Ж. де Местра, выделено мною. – В.К.).
перерезано
В.К.
В десятом веке Схизма, однако, еще не оформилась окончательно, официальный раскол христианской церкви произошел в 1054 г. А к этому времени Киевская Русь стала законной частью европейского мира. «Киевщину, – писал русский историк А.Е. Пресняков, – знали на Западе, считали богатой и культурной страной и отнюдь не смотрели на нее свысока, как на варварскую окраину. В те времена молодое русское государство было хоть отдаленной и обособленной, но частью европейского мира, а Киев – существенным для него оплотом»[900]. Уже после Схизмы на Русь приезжает вполне дружески от императора Генриха IV послом епископ трирский Бурхардт, в XI и XII веках продолжаются династические браки с королевскими домами Западной Европы: скажем, Владимир Мономах женат на дочери последнего англосаксонского короля Гарольда, а Мстислав Великий – на дочери шведского короля. Да и церковь вполне свободна, она «не смешивалась с государством и стояла высоко над ним»[901].