Поэтому почитание отцов в этом случае осуществляется, если оно приносит выгоду, на деле же отцы отвергаются и по возможности уничтожаются сыновьями-нигилистами. Но один из русских поэтов революционной эпохи, поэт-«будетлянин», о котором я уже поминал, выговорил скрываемое большевиками, людьми будущего «нового мира», отношение к отцам.

Разумеется, сам поэт не причастен к творившемуся тогда злу. Он просто выразил господствовавшее во взбаламученной стране умонастроение. А оно было вполне антиисторическим и антихристианским. Для сравнения: Христос слышал неслышимый другими голос своего Отца и повиновался ему. Хлебников задает себе и своим словам «божественный» уровень: «Мы верим в себя, – пишет он в “Трубе марсиан” (1916), – и с негодованием отталкиваем порочный шепот людей прошлого… Ведь мы боги. Но мы прекрасны в неуклонной измене своему прошлому»[912] (курсив мой. – В.К.). Он восклицает: «Старшие! Вы задерживаете бег человечества и мешаете клокочущему паровозу юности взять лежащую на ее пути гору. Мы сорвали печати и убедились, что груз – могильные плиты»[913]. Можно сказать, что в этих словах звучит плохо усвоенный Ницше, провозгласивший в своем «Заратустре» приход человека будущего – сверхчеловека. Но, как и многие другие последователи немецкого мыслителя, русский поэт задается практическим вопросом, пытается понять, «как освободиться от засилья людей прошлого»[914]. На этот вопрос с успехом ответили и большевики, и нацисты. Нет человека – нет проблемы. Образ Павлика Морозова, сына, жертвующего жизнью, чтобы погубить родного отца, навсегда останется хрестоматийным.

Взаимная неприязнь отцов и детей – знак дурной и опасный. Он говорит об обезбоженности общества, об отсутствии в обществе духовной свободы и ответственности, о его незрелости. А в силу этого – о неполной включенности страны в историю, а порой и о внеисторическом прозябании культуры. Даже восточные, неевропейские и нехристианские страны, знающие эту преемственность поколений (Китай), способны не только к созданию высокой цивилизации, но и к выходу из изолированного, самодостаточного исторического процесса в мировую историю. Тоталитарные режимы, лишавшие свои народы свободы, ответственности и истории, культивировали противопоставление детей отцам, как чему-то отжившему, требующему уничтожения. Как показал Карл Манхейм, человек при нацизме «ведет себя как ребенок, который потерял дорогу или любимого человека и, чувствуя себя неуверенно, готов пойти с первым встречным»[915] (курсив мой. – В.К.).