Вардуи поставила перед ним глиняную миску с мацуном, Гаспар придвинул его к себе, взял ложку и стал ждать. Жена стояла в сторонке, скрестив руки на животе.

— Ну, чего стоишь как деревянная?

Жена молчала, но сделала жест готовности выполнить все, что прикажет муж.

— Хлеб кто принесет?

Вардуи бросилась в угол, где в деревянном корыте был сложен свежеиспеченный хлеб.

Гаспар принял один хлебец, отломил кусок и макнул в миску с мацуном. Потом вдруг поднял голову и спросил:

— А может, ты немая?

— Не-ет… — ухмыльнулась Вардуи во все лицо.

— Ну то-то… — успокоился Гаспар. — Стало быть, обычай наш блюдешь. Правильно делаешь, обычаи надо блюсти…

И уже со спокойной душой принялся есть.

А через несколько дней в село приехал человек из уезда и записал все, что положено было записать: сколько дымов, сколько душ, сколько скота… Потом посмотрел на сельчан, увидел сверкнувший на солнце лакированный козырек фуражки почтового ведомства и ткнул пальцем в Гаспара:

— Читать-писать умеешь?

— Умеет, умеет, он на турецком фронте был! — закивали сельчане.

— Будешь ревкомом в селе, — сказал приезжий.

— Ревкомом? — повторил Гаспар мудреное слово.

— Это вроде старосты, что ли? — спросили сельчане. — Вроде кеохвы, да?

— Советская власть отменила старост, — сказал приезжий. — Ты будешь ревком, ясно?

— Ясно, — сказал Гаспар. — А печать дашь?

— Дам, только не сейчас. Когда село по-человечески назовете.

— А Гарихач — это разве плохо? Мы привыкли…